Home АналитикаРоссийские немцы: иммиграция и реабилитация

Российские немцы: иммиграция и реабилитация

Выступление в Гёттингенском университете 21.12.2006.

 

Д-р Кристоф Бергнер,
Уполномоченный Правительства ФРГ по делам
поздних переселенцев и национальных меньшинств

Российские немцы: иммиграция и реабилитация


(Выступление в Гёттингенском университете 21.12.2006 года.Печатается с некоторыми сокращениями)

Говоря о задачах, которыми по долгу службы я занимаюсь, следует в первую очередь исходить из коалиционного соглашения нашего Федерального правительства, где сказано:

«Мы, как и прежде, считаем себя ответственными как за тех, кто как немцы пострадали от второй мировой войны в Восточной и Юго-Восточной Европе и Советском Союзе и хотят остаться на своей нынешней родине, так и за тех, кто переселяется в Германию. Это касается прежде всего немцев в странах на постсоветском пространстве, на судьбе которых последствия войны сказываются дольше всего. Культура изгнанных со своей родины немцев является частью культурного наследия всей немецкой нации, и мы хотим заботиться о ней и сохранить ее. Через оказание германской помощи, эффективность которой мы хотим повысить, представителям немецкого меньшинства в этих странах должны быть улучшены условия жизни и обеспечена возможность будущего.»

Эти тезисы коалиционного соглашения заслуживают внимания и цитирования по двум причинам.

Во-первых, в течение двух прошлых выборных сроков политика в отношении переселенцев не находила столь подчеркнутого внимания в программных установках федерального правительства, как в данном соглашении.

Во-вторых, и это еще важнее, коалиционное соглашение отчетливо подчеркивает связь между политикой в отношении переселенцев и преодолением последствий войны. Без такой связи невозможно понять задачи политики в отношении переселенцев. При этом ретроспективный взгляд на послевоенную ситуацию помогает лучше понять необходимые масштабы политики по преодолению последствий войны. После ужасов национал-социализма и катастроф Второй мировой войны стоял вопрос: как относится Германия, как относятся немцы к своей национальной ответственности? Вопрос, который, как известно, до сих пор не потерял полностью своего значения.

При этом понимание национальной ответственности включало в себя, как минимум, два аспекта.

С одной стороны, после крушения «Третьего рейха» речь шла о примирении и искуплении вины по отношению к жертвам национал-социалистического расизма и гитлеровских захватнических войн.

С другой, — настоятельно стоял и вопрос о солидарности немцев, по-разному пострадавших в результате войны. Были такие, кому повезло вернуться с войны целым и невредимым, и такие, кто погиб или был ранен. Были те, кому удалось сохранить свое имущество, и те, кто потерял всё. Были те, кто остался на своей родине, и те, кто был изгнан из родных мест.

Поэтому взять на себя национальную ответственность означало, наряду с усилиями по примирению, также и поиск путей компенсации ущерба пострадавшим от войны. Сферы этого поиска были, как известно, разными.

Признание права немцев Восточной Европы, пострадавших от войны из-за своей национальности, на помощь нашего общества отвечало как логике этой солидарности, так и положениям Конституции. В данном контексте становится понятным, что политика в отношении этих людей вовсе не является какой-то иммиграционной политикой. Эта политика – часть и ныне действующего стремления Германии взять на себя ответственность за последствия национал-социализма и Второй мировой войны.

Российские немцы были последними, по отношению к которым проявление такой необходимой солидарности оказалось возможным. На них, после нападения Гитлера на Советский Союз ставших невинными жертвами сталинской мести, выпали, пожалуй, и самые тяжкие и длительные испытания из немецких национальных меньшинств за рубежом. Поэтому после падения железного занавеса германское государство ясно заявило о солидарности с российскими немцами и попыталось проявить ее двумя способами:

— с одной стороны, предоставлением помощи немецкому меньшинству в местах их проживания на территории бывшего Советского Союза;

— с другой — готовностью принять, предоставить гражданство и интегрировать тех, кто хочет вернуться на свою историческую родину в Германию.

В обеих сферах Федеративная Республика Германия сделала немало, особенно в 90-е годы. Свыше 650 млн. евро было выделено на поддержку немцев на территории бывшего СССР в целях содействия преодолению последствий депортации и репрессий. 2,3 млн. российских немцев были приняты в Германии. Это почти равно численности населения Тюрингии. То есть можно сказать, что в результате приема переселенцев мы получили еще одну федеральную землю – таков масштаб оказанной помощи.

Относительная беспроблемность, с которой протекал процесс такого масштаба, может рассматриваться как признак того, что в подавляющем большинстве случаев интеграция в наше общество прошла успешно; во всяком случае, лучше, чем пытаются иногда утверждать в обыденной болтовне и в некоторых выступлениях СМИ. К сожалению, нет недостатка в публикациях, создающих впечатление, будто российские немцы представляют собой особо проблемную группу иммигрантов. Но сегодня у нас есть еще одна возможность сослаться как раз на противоположные выводы: исследование Управления земельной уголовной полиции Гамбурга, сравнимое с более ранними исследованиями в других федеральных землях, подтвердило, что уровень преступности у поздних переселенцев скорее ниже, чем у коренного населения. Это не значит, что можно недооценивать сложности с проблемными группами, прежде всего молодежи мужского пола, тяжело перенесшей крушения эмиграции и смену жизненной среды. Как раз для таких проблемных групп нам и в будущем необходима целенаправленная интеграционная работа. Но мы затрудняем возможность интеграции, необоснованно подозревая российских немцев во всех грехах, как это, к сожалению, слишком часто происходит.

Таким образом, как объем помощи в странах проживания, так и число переселенцев весьма впечатляющи, но именно на фоне этих итогов встает вопрос о дальнейшей политике в отношении российских немцев. Каковы перспективы политики, стремящейся в духе времени соответствовать особым масштабам своих задач – преодоление последствий войны и ответственность Германии? Как добиться, чтобы достигнутые результаты политики в отношении российских немцев стали конструктивными элементами, допустим, процесса объединения Европы или в отношениях с государствами постсоветского пространства? Прежде чем обратиться к этим вопросам, позвольте аналитически посмотреть на развитие событий за последнее время в нашей теме.

За прошедшие годы правовые барьеры на пути переселения российских немцев в Германию значительно выросли. Большое значение имели введение в 1996 году языкового теста для определения статуса позднего переселенца и, согласно Закону об иммиграции, необходимости подтверждать знание основ немецкого языка, чтобы получить право переехать вместе с поздним переселенцем в качестве члена его семьи.
Для ясности следует подчеркнуть: знание немецкого языка является важнейшим условием успешной интеграции в нашей стране. Поэтому во время моих встреч с российскими немцами я вновь и вновь настойчиво призываю их изучать немецкий язык и по возможности снова сделать его своим родным языком. Ведь для этого совсем не нужно забывать русский язык!

Однако как бы ни было важно знание немецкого языка, требование его освоения не должно способствовать формированию неверного представления о российских немцах как национальной группе. Утрата многими российскими немцами родного языка не была результатом их готовности легко отречься от своей национальной культуры или, тем более, отказа от своей национальной принадлежности. Утрата немецкого языка, как правило, результат сталинской политики репрессий, и поэтому нераздельно связана с последствиями войны. Поэтому едва ли мы можем упрекать российских немцев, которым хотим помочь преодолеть последствия войны в их судьбе, в утрате ими своего родного языка.

Доказательством борьбы российских немцев за сохранение связи со своим языком служит для меня, наряду с многочисленными описаниями конкретных человеческих судеб, волнующее стихотворение российско-немецкой поэтессы Эрны Гуммель «Родной язык»:

«Из-за тебя потерян дом родной.Из-за тебя унижена судьбой…И пусть с тобой нас втаптывали в пыль, -Лишь ты мне вновь давал надежд и сил».
Это уважение к родному языку может служить примером и для многих, выросших в нашем обществе немецкого большинства.

Таким образом, кто действительно хочет понять национальную идентичность российских немцев, тому не следует исходить из критериев, установленных для поздних переселенцев законом об иммиграции.

Российские немцы — это гораздо больше общность судьбы, чем языковая общность. Говорю это не потому, что считаю возможным внесение соответствующих изменений в закон об иммиграции или выступаю за это.

Мне бы просто не хотелось, после того как я сам многое узнал, чтобы мы пользовались ошибочным представлением о культурной идентичности российских немцев. Эту культурную идентичность следует связывать прежде всего не с языком, а с семейными традициями, судьбой семьи, перенесенными страданиями и несправедливостями, особенно в связи с депортацией и последующей дискриминацией, с религиозным, конфессиональным единением.

С 1996 года российские немцы, желающие переехать в Германию, должны, чтобы получить статус позднего переселенца, подтвердить свою немецкость и принадлежность к немецкой национальности полученным в семье знанием немецкого языка. Законодатель постарался учесть имевшиеся внешние причины, ограничивавшие возможность передачи родного языка в рамках семьи. Этот критерий может не применяться, если передача языка в рамках семьи была в «местах проживания невозможна или не допускалась». Однако доказать, что подавление языка существовало, до сих пор удавалось лишь в единичных случаях. Да и как можно при всех переживаемых до сих пор бедах от дискриминации и тирании привести юридически достоверные данные о причинах утраты родного языка?

После введения языкового теста среди прибывающих в Германию российских немцев снизилось число тех, кто принимался в качестве собственно поздних переселенцев, и увеличилось число тех, кто включался в их свидетельства о приеме в качестве членов их семей или потомков. При этом этническая принадлежность тех, кто к нам приезжает, практически не изменилась — вопреки частым утверждениям обратного, Те, кто прежде приехал бы как поздний переселенец, теперь приезжал в основном как родственник позднего переселенца. Однако возникли новые нелегкие ситуации, поскольку те, кто хотел переселиться в Германию в качестве российского немца, должны были быть включены в документ о приеме переселенца до его выезда. После выезда такой возможности уже не было. В результате мне теперь приходится во время приема посетителей сталкиваться с драматическими случаями разорванных семей, которым я ничем не могу помочь. Помню, например, старого крестьянина, который рассказал мне, что четверо его братьев и сестер после депортации оказались за тысячи километров друг от друга. Но матери удалось за десять лет собрать опять всех вместе. Почему, спрашивал он, мы запрещаем теперь ему, немцу, приехавшему в свободную Германию, забрать к себе его третью дочь, которая при выезде семьи несколько лет назад еще не смогла поехать вместе с ними?

После вступления в силу Закона об иммиграции барьеры стали еще выше. С 1.1.2005 г. члены семьи позднего переселенца, чтобы их включили в свидетельство о приеме, тоже должны подтверждать знание немецкого языка — правда, он уже не обязательно должен быть приобретен в семье, а может быть выучен и на языковых курсах. И то, что может считаться целесообразным для интеграции в общество, превращается в проблему, когда законодатель пытается решать вопрос об этнической принадлежности на основе языкового критерия. Так, Закон об иммиграции относит имеющих немецких родителей детей, которые не смогли сдать языковой тест и поэтому не были включены в свидетельство о приеме, к «ненемецким потомкам» позднего переселенца. Я надеюсь, нам удастся в ходе предстоящего обновления Федерального закона об изгнанных и беженцах устранить этот вводящий в заблуждение казус — кто может запретить детям немцев считать себя этническими немцами?

Как мы видим из формулировки темы, Закон об иммиграции использует широкое понятие интеграции: в нем не делается различия между группами иммигрантов. Такой подход, возможно, более удобен для работы по их интеграции, однако и тут уже можно увидеть границы применения такого подхода. Совсем недавно представители благотворительных обществ разъяснили мне, что чем «социально-психологичней» работа по интеграции, тем больше приходится опираться на культурную идентичность и происхождение иммигрантов. В Законе об иммиграции не должны быть утрачены особые исторические и моральные обязательства нашей политики в отношении немцев-переселенцев.

На уровне Федерального правительства это означает, что у нас, наряду с Уполномоченной по делам миграции и интеграции, госпожой министром Бёмер, есть в моем лице Уполномоченный по делам поздних переселенцев и национальных меньшинств. Мы с госпожой Бёмер успешно сотрудничаем, но там где это необходимо, мы учитываем специфику и различие наших задач. В соответствии с этим у нас есть различные консультативные структуры, например, по нашим вопросам — Совет по делам переселенцев; однако мы стараемся совместить интересы обоих ведомств, допустим, при разработке общефедерального плана в сфере интеграции.

После повышения въездных барьеров количество переселенцев резко сократилось: если десять лет назад ежегодно прибывало более 200000 российских немцев, то в 2005 году их было 35 000, а в этом, 2006-м, ожидается около 7 500.

Мы понимаем, что это сокращение объясняется не только повышением въездных барьеров: ведь более 100 000 российских немцев, уже имея на руках разрешение на въезд, до сих пор не переселились. Это позволяет сделать вывод, что сокращение иммиграции можно рассматривать и как результат нашей политики помощи, политики, которая наряду с экономической консолидацией в России и Казахстане привела к укреплению желания немцев остаться там.

Уменьшение числа переселенцев открывает новые возможности для содействия стабилизации их положения в местах их проживания. Если около десяти лет назад политика оказания помощи в значительной степени определялась необходимостью элементарными мерами в краткие сроки упрочить желание остаться, то сегодня у нас появилось больше возможностей уделить внимание вопросам культурной идентичности российских немцев в регионах их проживания, оказанию помощи в этой сфере. Это означает изменение акцентов в нашей работе, что в настоящее время обсуждается; предваряя будущие решения, хочу назвать лишь два ключевых момента.

Прежде всего, это необходимость уделять больше внимания молодежи, изучению ею немецкого языка. На меня большое впечатление произвели встречи с немецкой молодежью в Казахстане и России, в ходе которых можно было увидеть их стремление утверждать свое немецкое происхождение. Они живут в многонациональных государствах и едва ли могут иначе определять свою идентичность.

Во-вторых, это вопрос формирования и развития элит. Немецкое меньшинство в нуждается в усиленном развитии культурных элит, которые были бы в состоянии аутентично выражать и представлять исторический опыт своего этноса. Работа, проводимая через нашу посредническую организацию GTZ в рамках центров встреч, вполне может быть программой эмансипации российских немцев, длительное время подвергавшихся дискриминации. Но, несмотря на предпринимаемые в этом направлении усилия, до сих пор нет даже признаков появления чего-то вроде культурного авангарда российских немцев. Даже в GTZ, среди местных сотрудников, значительно больше русских, чем российских немцев. Это обстоятельство, как видно, до сих пор не вызывало беспокойства, я же рассматриваю его как тревожный признак. Без решительного дополнения предпринимавшихся до сих пор усилий чем-то вроде программы академического обмена, необходимое формирование культурной элиты российских немцев не будет продвигаться вперед. Понимание этого требует и готовности к изменению взглядов. Так, содействие профессиональному образованию, безусловно, раньше было необходимо, поскольку помогало представителям немецкого меньшинства на местах заработать себе на жизнь. Однако учитывая необходимость реального формирования элиты, это обучение уже не может рассматриваться как достаточное. Оно дает знания, желательные для любого гражданина России, но совершенно не содержит культурной специфики.

Если всерьез задуматься о будущем немецких меньшинств в странах СНГ, то возникают многочисленные вопросы. По какому пути могут развиваться эти меньшинства в будущем? Должны ли российские немцы смириться с «отсутствием родины» у них в России как следствием депортации и государственного коммунистического произвола? Должны ли они развивать свою культурную идентичность в условиях диаспоры? Или они могут в своих надеждах исходить из того, что Россия – традиционно многонациональное государство, в котором у каждого народа есть его собственная территория, а часто и своя государственность?Во время моих поездок у меня сложилось впечатление, что самоорганизация российских немцев в Казахстане, где немцы после распада Советского Союза вынуждены были удовлетвориться существованием в условиях диаспоры, функционирует лучше, чем в Российской Федерации. Будущее покажет, достаточно ли крепки связи там между немцами, чтобы в стране размером с Центральную Европу из имеющихся региональных структур создать общегосударственное объединение немцев Казахстана.

В России на федеральном уровне – к счастью, этого нет на уровне региональных структур, – между организациями российских немцев возникли разногласия, которые, видимо, едва ли можно устранить и за которыми, в конечном счете, стоит нерешенность вопроса о пути развития. Ситуация осложняется тем, что как раз по этому вопросу российское государство занимает, вопреки ожиданиям российских немцев, крайне неопределенную позицию.

Российские немцы в России все еще ждут своей правовой реабилитации. Учитывая пережитые ими страдания, отсутствие ее до сих пор достойно сожаления. При этом, однако, нужно помнить, что решение о реабилитации, видимо, сопряжено для российского законодателя с рядом щекотливых вопросов. Должна ли такая реабилитация включать в себя восстановление государственности российских немцев? Как это можно осуществить? И какие последствия это будет иметь для будущей самоорганизации немцев? Во всяком случае, ведь с 1992 года существует указ Президента РФ о восстановлении Поволжской республики и реабилитации российских немцев, который до сих пор не выполнен, но и не отменен. Политически он вроде бы мертв, но для многих российских немцев он по-прежнему является исходным пунктом и мерой их реабилитационных ожиданий. Другие задают себе вопрос: не реалистичнее ли исходить из сегодняшних условий диаспоры?

У Федерального правительства Германии в рамках его политики помощи до сих пор практически не было возможности влиять на решение этой проблемы. Работа с центрами встреч, проводимая GTZ как организацией-посредником, опирается на широко разветвленную сеть центров встреч, разбросанных по огромной территории. И хотя эта работа строится скорее в соответствии с условиями диаспоры, островок территориальности российских немцев, хотя бы на уровне местного управления, был обеспечен особой поддержкой двух немецких районов в Западной Сибири — Гальбштадта и Азово. Правда, оба этих сельских района — лишь точки кристаллизации присутствия и деятельности российских немцев в сибирских областях, которые опасаются уменьшения своего населения.

Наши усилия в рамках сотрудничества были направлены прежде всего на то, чтобы добиться пролонгирования российской федеральной целевой программы в пользу российских немцев, которая с 1996 года играла большую роль в качестве инструмента софинансирования нашей политики помощи. Финансовый баланс этой программы на сегодняшний день скорее разочаровывает: за десять лет работы реализовано лишь 10% планировавшихся бюджетных средств1. Программа заканчивается в этом году, более подробно о возможностях ее продолжения мы надеемся узнать в ходе планируемого весной 2007 заседания Межправительственной комиссии.

Всё говорит о том, что историческая необходимость реабилитации российских немцев сегодня едва ли играет у политиков России существенную роль при принятии решений. Отсюда повышается наша ответственность в деле защиты прав этого этноса. Здесь можно исходить из того, что развитие сообществ российских немцев с их связями в Германии, именно в сибирских регионах (не в последнюю очередь из-за существующих там демографических проблем) весьма желательно для российского государства. И наша политика помощи вполне может увязываться с этим процессом.

Думаю, новые подходы для соединения оказываемой нами помощи с имеющимися целями российского государства открывает и Рамочная конвенция Совета Европы о защите национальных меньшинств, которая действует в России с декабря 1998 года. К 18 национальным меньшинствам, которые Российская Федерация указала в этой конвенции, относятся и российские немцы. Конвенция обязывает государства-участников защищать национальные меньшинства от дискриминации и от ассимиляции, обязывает защищать и поддерживать меньшинства в сферах образования, культуры, школьного обучения и в общественной жизни; она предусматривает также механизмы реализации, — к примеру, отчеты государства, которые Россия уже однажды представила.

Ссылка на Рамочную конвенцию Совета Европы означает, что политика в отношении немецких меньшинств дополняется новыми задачами. Относительно таких меньшинств в Центральной и Восточной Европе и в странах СНГ она может содействовать разработке концепций на перспективу. В странах на постсоветском пространстве, где имеется интерес в добром партнерстве с Германией, российские немцы могут взять на себя функции моста, содействуя развитию связей между Германией и Россией или Казахстаном.

Исходным пунктом всех этих политических усилий остается и впредь идея преодоления последствий войны и сознание нашей национальной ответственности за них. Для Германии имело положительное значение то, что она рассматривала политику преодоления последствий войны не как «отречение» от фатальной главы немецкой истории и ее последствий, а всегда и как создание мирных структур, ориентированных в будущее. Эта ориентированность есть и у нашей политики в отношении российских немцев. Так что не будем падать духом…_________________________________
1. По данным ФКС Программа выполнена лишь на 3-5% от намечавшегося. – Ред.

Добавить комментарий