Home АналитикаА. А. Фукс (Апехтина). Часть II

А. А. Фукс (Апехтина). Часть II

Александра Андреевна Фукс (Апехтина): жизнь и деятельность

Помимо двух вечеров, о которых рассказано выше, в тот сезон прошло ещё 6 литературных салонов: 8, 15, 22 и 29 декабря, а также 13 и 19 января следующего года. Каждый из вечеров вносил что-то новое и интересное, что находило истинную заинтересованность у казанских литераторов. Так, на последнем собрании присутствовал гостивший в Казани две недели хан внутренней Киргиз-кайсацкой, или Букеевской, орды Джангир, о котором в 1826 году была статья К. Ф. Фукса в «Казанском вестнике».

И каждый раз хозяева дома радовали своих гостей чтением собственных сочинений: А. А. Фукс главами из романа «Зюлима, или Пугачёв в Казани» и новеллы «Поездка из Казани в Нижний Новгород», где описывались очень интересные подробности о раскольниках, а К. Ф. Фукс прочитал несколько отрывков из своих записок о вотяках Казанской губернии. Продолжали вносить неослабный интерес и другие постоянные участники вечеров: И. М. Симонов рассказывал о путешествии по Англии, Франции и Германии; профессор медицины Скандовский читал о «Поездке на Урал и Нижне-Сергенские минеральные воды» и «О различии жизни животной от жизни пластической»; профессор ботаники П. Я. Карнаух-Троцкий прочитал «Несколько слов о казанской флоре»; профессор Е. Ф. Аристов – «Нечто о симпатии» и «Воспоминания о Париже». Кроме прозы, звучали и стихотворения, например, «Русский солдат» Ибрагимова; Василий Иванович Рубанов, внук поэта Г. П. Каменева, прочёл ряд стихотворений, из которых особенно понравились присутствовавшим «Дума» и «Цветок на могиле»; а один из молодых талантливых авторов, помимо своих стихов, зачитал пьесы «Беседа с ангелом» и «Молитва».

Александра Андреевна ценила поэтический дар Е. А. Боратынского. В стихотворном послании Д. П. Ознобишину есть её строки, посвященные Боратынскому:

Воспет и тот поэт известный,
Который так любезен мне:
Он лирою своей чудесной
Гремит в далёкой стороне,
Имеет дар он всех собою
В одну минуту восхитить
И чувства мирною струною
В сердца других в миг перелить.

Приведённые выше строки позволяют сделать вывод, что Боратынский бывал на литературных собраниях А. А. Фукс, которая многие годы поддерживала дружеские отношения с семьёй поэта, чему подтверждением служит то, что она навещала Боратынских при посещении Москвы.
Обобщая всё известное о литературных вечерах в доме Фуксов, дошедшее до наших дней, можно с полной ответственностью признать, что они имели очень большое значение в деле поднятия на более высокую ступень интереса к литературе и просвещению среди передовых интеллигентных слоев казанского общества. Брак знаменитого учёного с умной поэтессой А. А. Апехтиной составил эпоху в истории Казани: в доме Фуксов образовался литературный салон, который держался четверть века, – беспримерное явление в истории русских провинций.

Последние литературные вечера в доме Фукса, очевидно, проводились в 1848 году. Ниже мы ещё вернемся к этой дате. По смерти мужа Александра Андреевна уже ничего более не печатала, но литературный свой салон ещё поддерживала 3 года до замужества дочери.

В процессе рассмотрения деятельности литературного салона в доме Фуксов уже упоминались некоторые произведения А. А. Фукс, но для полноты ознакомления с её литературной работой обратимся к хронологии творчества.

За время издания журнала «Заволжский Муравей» в нём постоянно печатались оба супруга Фуксов: «Письма из Москвы в Казань» в №15 за август 1833 года; «Поездка из Казани в Чебоксары» в 1834 году. Этот же год стал и годом издания книги стихов под названием «Стихотворения Александры Фукс», в который вошли 23 пьесы, сказки «Жених», «Мария», «Павел и Виргиния» и ряд кратких лирических и эпических стихов. Сказку «Жених» Александра Андреевна читала Пушкину, содержание которой заключено в следующем: Мален, жених Прелесты, уехал на войну, где был изуродован. Невеста разлюбила потерявшего былую красоту жениха. Отец спешит разорвать обещание, а отвергнутый жених без приключений и романтических притворных огорчений сносит отказ невесты. Автор сказки подводит её смысл следующими словами:

Не правда – ли, такой конец
Всем должно взять за образец?

Следующая работа госпожи Фукс увидела свет в 1836 году, когда была издана книга «Основание города Казани», стихотворная повесть, взятая из татарских преданий. Предисловие к этой книге написал сам Карл Фёдорович, где он дал обширное заключение о болгарах и основании Казани. В книге шесть глав, первая из которых начинается так:

Издревле несколько веков
Болгарское царство процветало;
Неволи бедственных оков
Оно ни раз не испытало.

Хоть Карл Фёдорович и написал в предисловии: «Предлагаю татарскую легенду о построении города Казани; отсюда и ещё из некоторых изустных преданий казанских татар жена моя взяла материалы для своего стихотворения», однако кончается повесть в строго патриотическом духе:

… Мы торжествуем,
Всевышнего благодаря:
Живём в Казани и ликуем
Под скиптром русского царя.

О том, что за произведение «Основание Казани» и «Поездка в Чебоксары» А. А. Фукс была удостоена высочайшей награды, мы уже рассказали выше.
Год 1837-ой ознаменовался появлением комедии-водевиля «Она похудела» из жизни губернского бомонда. Н. П. Загоскин упоминает также ещё два произведения, увидевшие свет в этом году: трагедию «Сюмбека» и водевиль «Безземельное имение», которые ставились на местной сцене.
Повесть «Чёрная коса» о великосветской жизни была опубликована в 1838 году в самом модном журнале тех лет «Библиотека для чтения». Тогда же в Казани была издана книжка «Царевна-Несмеяна» – народная русская сказка в стихотворной форме для десятилетних читателей П. А. Жмакина.

Этнографические сочинения Александры Андреевны появились впервые в 1840 году: «Записки о чувашах и черемисах», в виде писем, где половина произведения – это письма Карла Фёдоровича. Если его жена описывала подробно и точно обычаи и образ жизни инородцев, приводя даже их песни в своей транскрипции и в собственном стихотворном переводе, то Карл Фёдорович сообщает исторические факты, статистические данные, а также даёт лингвистические и грамматические пояснения. «Поездка в Чебоксары» и «Записки о чувашах и черемисах» – вроде бы разные произведения, но в «Записках» с 33-й страницы даётся полный текст «Поездки в Чебоксары».

Другое татарское предание, основанное на реальном происшествии в доме Тевкелёвых, Александра Андреевна переложила на повесть в стихах под названием «Княгиня Хабиба» в 1841 году. В трактовке госпожи Фукс он изложен так: дочь богатого и знатного мусульманина Хабиба влюбляется в молодого русского казацкого офицера, получившего воспитание и образование в Петербурге. Любовь молодых была взаимной, однако возникает любовный треугольник в виде влюбленного в Хабибу мусульманина, который является вождем племени, воюющего с русскими.

Он посылает свою сестру свахой к родителям Хабибы и получает их согласие. Тем временем офицер уезжает к месту службы, но поручает своему верному слуге регулярно посещать место их свиданий с Хабибой, на тот случай, если Хабибе потребуется помощь. Узнав о согласии, данном родителями мусульманской свахе, красавица Хабиба решается бежать из дома с помощью слуги офицера и для этого переодевается в русский мужской костюм. Благополучно добравшись до военного лагеря, Хабиба скрывалась от отца возлюбленного, который командовал этим воинским подразделением. Обо всём узнает отвергнутый жених – мусульманин. Во время очередного свидания возлюбленных он на глазах девушки убивает своего соперника. Охваченная горем Хабиба падает без чувств, а убийца, посчитав её умершей, в ужасе скрывается. Придя в себя, девушка не может пережить смерть любимого и бросается в реку, где и погибает.

В «Казанских губернских ведомостях» за 1844 год А. А. Фукс помещает свои воспоминания о пребывании А. С. Пушкина в Казани и его письма к ней. Несколько позднее в этой же газете печатаются письма госпожи Фукс из имения своей тётки Дедевой деревни Казанбаши под названием «Поездка к вотякам Казанской губернии».

Трудолюбивость и талантливость госпожи Фукс признавали её современники, поэтому достойное место в литературе того времени она занимала по праву. Остался ненапечатанным исторический роман «Зюлима, или Пугачёв в Казани». Вот как об этом произведении отзывался один из участников литературного салона Н. И. Второв: «Мы с жадностью прочитали его в рукописи и, судя по впечатлению, произведённому им на нас, смело можем предсказать, что роман этот будет самым приятным явлением для любителей и любительниц лёгкого чтения. Но для себя собственно мы нашли в нём неоценимые сокровища: это примечания и приложения, составленные почётным супругом сочинительницы, К. Ф. Фуксом, которыми сопровождён роман, подобно тому, как и большая часть сочинений А. А. Фукс».

Также в рукописи осталось сочинение Александры Андреевны «Поездка в Нижний Новгород», очевидно, задержанное цензурой из-за сочувственных отзывов о раскольниках.

Отдельного рассмотрения требует вопрос отношений А. С. Пушкина и А. А. Фукс. Нужно отдать должное казанской поэтессе, как единственному человеку, столь подробно описавшему пребывание поэта в Казани, хотя Пушкин встречался с такими известными в городе персонами, как Перцов, Энгельгардт, Боратынский.

Свою статью Александра Андреевна назвала просто «А. С. Пушкин в Казани». Написана она уже в привычной форме для поэтессы в виде письма к своей задушевной подруге Елене Николаевне Мандрыке, которая «одна пожелала разгадать и понять её и долго разделяла с Александрой Андреевной и радость, и горе, и приятные часы, проведённые в Панове, и скучные дни в Казани, и минуты поэтического вдохновения и восторженные чувства к нашим любимым поэтам». Е. Н. Мандрыка была младшей незамужней дочерью Казанского начальника внутренней стражи генерала Н. Я. Мандрыки. В дальнейшем она постриглась в Богородицком монастыре в Свияжске в монахини, взяв имя Есфири. Это произведение о Пушкине госпожи Фукс цитировалось неоднократно в различных книгах и статьях, поэтому не будем его рассматривать, а остановимся лишь на письмах поэта к А. А. Фукс и других связанных с ним событиях, имеющих отношение к Александре Андреевне.

Отъезжавший из Казани в Оренбург Александр Сергеевич для госпожи Фукс оставил следующее послание: «Милостивая государыня Александра Андреевна! С сердечной благодарностью посылаю вам мой адрес и надеюсь, что обещание ваше приехать в Петербург не есть одно любезное приветствие. Примите, м. г., изъявление моей глубокой признательности за ласковый приём путешественнику, которому долго памятно будет минутное пребывание его в Казани».

Госпожа Фукс не была бы истинной поэтессой, если бы не изложила в стихотворной форме встречу с любимым поэтом. Н. П. Загоскин в своей статье «Пушкин в Казани» предположил, что стихи Александры Андреевны о пребывании Пушкина в Казани «не сохранились для потомства». Но профессор Евгений Бобров в своей работе «А. А. Фукс и казанские литераторы 30-40 годов» приводит их полностью.

Очарованная поэтическим даром Александра Сергеевича Пушкина, госпожа Фукс писала: «Простившись с Пушкиным, я думала, что его обязательная приветливость была обыкновенной светской любезностью, но ошиблась. До самого конца жизни, где только было возможно, он оказывал мне особенное расположение; не писав почти ни к кому, он писал ко мне несколько раз в год и всегда собственной рукой, познакомил меня заочно со всеми замечательными русскими литераторами и наговорил им обо мне столько для меня лестного, что я по приезде моём в Москву и в Петербург была удостоена их посещением».

К счастью для провинциальной казанской поэтессы, она не узнала до конца своих дней, как её описал в письме к своей жене её кумир: «Из Казани написал тебе несколько строчек – некогда было. Я таскался по окрестностям, по полям, по кабакам и попал на вечер к одной blue stockings (синий чулок – прим. авт.), сорокалетней несносной бабе с ногтями в грязи. Она развернула тетрадь и прочла мне стихов с 200 как ни в чём не бывало. Боратынский написал ей стихи и с удивительным бесстыдством расхвалил её красоту и гений. Я так и ждал, что принуждён буду написать ей в альбом – но Бог помиловал; однако она взяла мой адрес и стращает меня перепискою и приездом в Петербург, с чем тебя и поздравляю. Муж её – умный и учёный немец; в неё влюблен и в изумлении от её гения, однако, он одолжил меня очень – и я рад, что с ним познакомился».

Гениальность стихов А. С. Пушкина нисколько не может служить оправданием некоторых черт его характера и ряда поступков. Ему, как и любому человеку, было свойственно видеть и описывать события в том свете, в каком их нужно было подать тому или иному человеку. Насчёт ногтей, как мы знаем, поэт был особенно чувствителен, утверждая, что «быть можно умным человеком и думать о красоте ногтей», сам он отращивал себе ногти полувершковые, почему казачки принимали его за чёрта.

С этой «бабой» без всякого принуждения с её стороны он провёл целый вечер, рассыпая любезности и откровенничая. Сам же приглашал приехать в Петербург и испытать ответного гостеприимства, которым впоследствии стращает жену. «Всё это производит впечатление довольно мерзкой, а главное, совсем бесцельной и ничем не вызванной фальши. Как понять Пушкина?» Здесь уместно вспомнить объяснение Н. П. Загоскина о нервном и неровном, чисто щелочном темпераменте, каким отмечен был характер поэта. Многое он писал в письмах так, чтобы угодить жене, высокомерной столичной щеголихе!

Не было в характере гениального поэта и постоянства в суждениях; так, сначала он смеялся над «Историей Государства Российского» Н. М. Карамзина, отождествляя ее с «апологией «Бориса Годунова». Наносил Пушкин незаслуженные обиды многим: безобидного и доброго старика графа Д. И. Хвостова, преклонявшегося перед гением, оскорбил скверной эпиграммой, что тот не может удержать в себе стихов; Жуковского, любившего поэта как брата, изобразил в картинной эпиграмме, как он «с указкой втёрся во дворец и руку жмёт камер-лакею». Общеизвестно было его отношение к провинциалам и простым людям, какими были Фуксы. «Пушкин, – писал Ксенофонт Полевой, – соображал своё обращение не с личностью человека, а с положением его в свете, и потому-то признавал своим собратом самого ничтожного барича и оскорблялся, когда в обществе встречали его, как писателя, а не как аристократа…».

Он как будто не видел, что в нём чувствовали не потомка бояр Пушкиных, а писателя и современного льва… Увлёкшись в вихре светской жизни, которую всегда любил он, Пушкин почти стыдился звания писателя. «Наверное, исходя из всего этого, гениальный поэт и не смог оценить простое почтение и благоговение поклонников его таланта, одной из которых была госпожа Фукс. За всё своё доброе, он облил её целым ушатом помоев в письме к своей подруге, а Александра Андреевна, провинциальная поэтесса, спустя девять лет после встречи с Пушкиным воссоздала в памяти и поделилась с читателями теми драгоценными мгновениями, по её мнению, встречи с великим поэтом: «Тебя уж нет с нами, певец любимый и неподражаемый! Зачем так рано ты оставил нас? Неужели земной мир не был тебя достоин!»

А что же, поэтический дар провинциалки действительно достоин был «особенного внимания поэта?» Теперь можно твёрдо утверждать, что да; подтверждением тому письма Пушкина к ней. В них поэт рассыпается в комплиментах, позабыв про вощёные зубы и грязные ногти. «С жадностью прочёл я прелестные ваши стихотворения и между ними ваше послание ко мне, недостойному поклоннику вашей музы. В обмен вымыслов, исполненных прелести, ума и чувствительности, надеюсь на днях доставить вам отвратительно-ужасную историю Пугачева. Не браните меня. Поэзия, кажется, для меня иссякла. Я весь в прозе, да ещё в какой: право, совестно, особенно перед вами».

В последнем своём письме к Фукс находим: «Я столько перед вами виноват, что не осмеливаюсь и оправдываться. Недавно возвратился я из деревни и нашёл у себя письмо, коим изволили меня удостоить. Не понимаю, каким образом мой бродяга Емельян Пугачёв не дошёл до Казани, место для него памятное… Теперь гр. Апраксин снисходительно взялся доставить к вам мою книгу. При сем позвольте мне, м. г., препроводить к вам билет на получение «Современника», мною издаваемого. Смею ли надеяться, что вы украсите его когда-нибудь произведениями вашего пера?»

Исполняя «приказание» Пушкина, А. А. Фукс отправила с письмом: отрывки из писем о скитах в Нижнем Новгороде, два действия водевиля, одну главу повести «Об основании и переселении Казани» и одну элегию. Госпожа Фукс все посланные сочинения не хотела печатать раньше зимы, но хотела, чтобы они появились в журнале «Современник»; «тогда бы злая критика не смела очень грозно на меня вооружиться».

Охарактеризовав вкратце взаимоотношения А. С. Пушкина с А. А. Фукс, в которых поэт после столь нелестных отзывов о поэтессе в письме к жене затем в течение четырёх лет вел с ней переписку и даже просил сотрудничество в своём журнале «Современник», позволяют сделать однозначный вывод о некотором поэтическом таланте Александры Андреевны, а следовательно, и о достойном уважении к ней, как к неординарной личности. На этом краткий обзор литературной деятельности госпожи Фукс можно считать завершённым.

Вернёмся вновь к самому дому, давшему приют столь известному в Казани литературному салону. Дом Фуксов по праву был средоточием образованности, трудолюбия и гостеприимства, являясь на протяжении десятков лет объединяющим центром для казанцев, ценивших литературу. Именно так его оценивали в те годы казанцы.

Каким же он был, этот дом Фуксов? Во-первых, он располагался на углу Сенной площади, которая была характерна тем, что здесь можно было встретить инородцев со всех уголков Казанской губернии, а следовательно, Карл Фёдорович мог всегда получить ответы на интересовавшие его вопросы у различных представителей любой народности. Во-вторых, недалеко от дома располагались татарские кварталы, а татары были излюбленным объектом, интересовавшим учёного.

Дом отдалённо походил на храм, потому что часть его была увенчана куполом, под которым на втором этаже дома находился круглый зал с дверью, ведущей на балкон, расположенный в угловой части здания. Дом был каменный, двухэтажный с антресолями – в ширину 14 саженей, а в длину 8 саженей и 15 вершков. В антресоли вела лестница, поднявшись по которой, посетитель попадал в кабинет Карла Фёдоровича; в других помещениях размещались его коллекции и библиотека. Редкие и наиболее ценные книги он держал в шкафу у себя в кабинете. Фукс имел также много рукописей русских, татарских и раскольничьих, которые удавалось ему отыскать во время своих поездок.

Кроме обширной библиотеки, в доме в различных местах были развешаны минералогические, ботанические, зоологические и другие коллекции. Для их складирования использовались сундуки, шкафы, полки, расставленные в доме повсеместно: в зале, кабинете, бельведере и даже на площадках лестниц. Сохранял Фукс это научное богатство очень тщательно.

Просторный, но уютный кабинет Александры Андреевны был обставлен со вкусом. Над диванами и бюро по стенам были развешаны картины фламандских мастеров из галереи, купленной Карлом Фёдоровичем дёшево по случаю. Часть из них была развешена и в круглом зале. На стенах можно было увидеть миниатюры и рисунки друзей семьи: живописца Л. Д. Крюкова, фармацевта К. К. Клауса.

Когда в Казани в 1842 году случился большой пожар, от которого пострадало почти две трети зданий города, не обошёл он и дом Фуксов. Начавшись на Проломной улице, пожар быстро распространялся в разные стороны и вскоре перекинулся за Булак. Карл Федорович, видя это, опасаясь приближающегося огня, приказал слугам спасать свои коллекции. Один из тяжёлых сундуков он решил вытащить в одиночку, сгоряча не рассчитал сил. Коллекции не пострадали; дом же лишился лишь своего оригинального купола над круглым залом. Как тут не вспомнить пожаробоязнь Александры Андреевны! Однако потеря купола была лишь незначительной частью понесённых потерь. Вскоре после пожара во время работы Карла Фёдоровича за письменным столом в своём кабинете у него отнялись рука и нога. Хотя парализованные нога и рука через некоторое время, благодаря интенсивному лечению, вернулись к движению, но не так свободно, как это было до болезни. Здоровье учёного стало ослабевать, появилось хандра, во время которой он с хмурым видом после обеда вышагивал по кабинету Александры Андреевны, изредка молча пуская дым из своей трубочки. – Что с тобой? – тревожно спрашивала его госпожа Фукс. – Мрачные мысли, мрачные мысли…, – коротко отвечал Карл Федорович, продолжая ходить.

Весной 1846 года болезнь осложнилась, хотя лечивший его И. С. Дмитревский старался делать всё для своего учителя. В ночь с 23 на 24 апреля, лёжа в постели, К. Ф. Фукс внимательно вглядывался в стоящие невдалеке часы, будто отслеживая свои последние минуты. Он любил Александру Андреевну до последнего своего мгновения и не хотел причинять ей боль видом своей смерти, поэтому уговорил её пойти отдохнуть. Оставшейся с ним Александре Петровне (любимой служанке – прим. авт.) после ухода жены сказал: «Сейчас здесь в доме начнётся тревога… я буду умирать…». В четыре часа утра земная жизнь Карла Фёдоровича закончилась. Хоронила Карла Фёдоровича Фукса вся Казань, траурная процессия растянулась почти на половину города, всеобщая скорбь была неподдельной.

Тяжёлые времена наступили для Александры Андреевны, но сильная женщина понимала, что забытье надо искать лишь в любимых делах. Она потеряла не только любящего и доброго мужа, делившего с ней радости и горести четверть века, но и верного сотоварища по литературному творчеству, имевшему с ней обоюдные интересы. С этого момента она уже больше не печаталась, однако литературный салон действовал до 1848 года включительно.

В те годы казанская интеллигенция увлеклась ещё и постановкой любительских спектаклей. После ухода Карла Фёдоровича весной 1846 года такие спектакли 2 и 7 декабря ставились в доме Фуксов. Так, в первый день игрались спектакли «Муж, каких много, и жена, каких мало», «Новичок в любви» и «Покойник-муж и его жена», а во второй – «Майко», «Кетли» и «Макар Алексеевич Губкин». Перечисленные спектакли были молодёжного характера, очевидно, делалось это ради оставшейся единственной дочери Сонечки с целью привлечения в дом молодых людей. Имена участников этих спектаклей остались неизвестными. Возможно, что в их числе даже был молодой Лев Николаевич Толстой, т. к. он участвовал во многих любительских спектаклях и в других домах Казани. Через год, 17 января 1847 года, также в доме Фуксов, в пользу казанских детских приютов были поставлены водевили «Отчего и почему» и «Ложа первого яруса». Несомненно, что в числе организаторов подобных представлений Александра Андреевна Фукс играла ведущую роль. Только активной жизнью можно было пережить это горе – смерть любимого супруга.

Всю свою ласку госпожа Фукс сосредоточила на единственном оставшемся близком человеке – своей Сонечке; слабой, некрасивой и болезненной дочери, которая для матери была лучшим ребёнком на свете.

В «Казанских губернских ведомостях» за №14 от 4 апреля 1849 года было помещено объявление следующего содержания в неофициальной части газеты: «Продаётся каменный дом Действительной статской советницы госпожи Фукс на Сенной площади. О цене спросить живущих в доме или господина Омельяновича, квартирующего в доме купца Синякова, на Хлебном базаре».

Из этого объявления видно, что к указанной дате Александра Андреевна Фукс уже не проживала в своём доме, сдав его квартирантам. Нетрудно догадаться, что связано это было с выходом Софьи Карловны замуж за прапорщика Дмитрия Александровича Брылкина. Как любящая мать, госпожа Фукс не оставила дочь одну и на первых порах жила совместно с молодыми. Прапорщик, как большинство военной молодёжи, любил жить на широкую ногу, а дом его был гостеприимным пристанищем для друзей, любивших повеселиться. Мать, конечно же, отдала в приданое всё, что имела, а молодой зять быстро спустил всё нажитое таким трудом.

Однако дом Фуксов на Сенной в 1849 году не был продан, а годом позже, 29 августа 1850 года, в одном из соседних домов случился пожар, который нанёс ощутимый урон дому Фуксов: сгорели деревянный флигель и службы, огонь затронул и часть второго этажа дома. Восстанавливать дом Александра Андреевна не стала (она всегда боялась пожара, как бы чувствуя, что он принесёт ей непоправимое – прим. авт.) и продала его. Таким образом, купленный дом у купца Верина в 1829 году, оценённый в 23535 рублей ассигнациями и стоивший в последний перед пожаром 1850 года 6588 рублей серебром, был продан купцу Прохору Никитиновичу Сирову и мещанину Николаю Фёдоровичу Ерлыкову за 3450 рублей серебром, согласно ведомости Гражданской палаты о переходе домов от одного владельца к другому от 1 декабря 1850 года, заверенной купчей за № 2341. Очевидно, ещё до свадьбы дочери Александра Андреевна распродала коллекции Карла Фёдоровича: значительную часть нумизмической коллекции купил московский любитель редкостей, купец Проваторов; другую часть, «по мелочи», весом, без всякого внимания к достоинству, продавалась любому пожелавшему купить этот «товар».

Огромная естественно-историческая коллекция Фукса, собранная с такими великими трудами и материальными затратами, погибла «от невежества тех, кому они достались». Картинная галерея фламандской школы, купленная Фуксом по случаю за 10 тысяч рублей у купца Фейгина, исчезла неизвестно куда. Громадная и дорогая библиотека Фукса скуплена была каким-то казанским суконщиком, который для продажи её нанял лавку в игольном ряду Гостиного двора, довольно долго распродавая книги «в раздроб». Исчез, наконец, без всякого следа и тот «дневник Фукса», который он вёл во время всей своей 40-летней жизни в Казани, и который, по мнению Артемьева, должен был заключать в себе драгоценные сведения. Александра Андреевна свой архив взяла с собой и сохранила, потому что письма к ней Пушкина и письмо от Цесаревича сохранились у её дочери Софьи Карловны, с которыми она ознакомила профессора Пономарёва, написавшего статью о Карле Фуксе.

Часть вещей, попавших в дом Дмитрия Александровича Брылкина после женитьбы на Софье Карловне и переезда к молодым Александры Андреевны, были попросту прожиты; к ним относилась, в частности, фамильная драгоценность – портрет Г. П. Каменева, который всегда висел в кабинете госпожи Фукс и которым любовался Пушкин. Через бывшего тогда в Казани адъюнкт-профессора Б. И. Ордынского портрет был продан М. П. Погодину.

Проживание с молодыми, очевидно, удручало Александру Андреевну, видевшую ежедневные весёлые пирушки, свойственные молодым военным. Дом прапорщика Дмитрия Брылкина всегда радушно распахивал двери перед друзьями. Поделать с этим госпожа Фукс ничего не могла. Всё, что с годами накопили супруги, ушло на приданое Софье Карловне. Но матери ничего не было жалко на приданое любимой дочери. Однако находиться рядом с Софьей ей удалось недолго. Служба требовала от военного зятя нахождения по месту её несения, а местом этим стало Царское село под Петербургом, куда вскоре отбыли молодые. Разлука с любимой дочерью стала тяжёлым бременем для Александры Андреевны, хотя в эти минуты родной брат всячески её поддерживал. Обеспокоенная неудачным, по её мнению, браком дочери, живя на съёмной квартире, она уже не напоминала более красавицу, воспетую Боратынским и Языковым, и не походила на ту полную женщину с добродушно-насмешливым взглядом, каким она глядела с портрета тех лет. В последние годы она была молчаливой и печальной. Среди старожилов того времени ходили слухи, что госпожа Фукс стала прибегать к алкоголю.

Лишь три года после продажи родного дома на Сенной площади прожила Александра Андреевна Фукс. Постоянные думы о дочери, утраченный смысл жизни беспокоили душу и тревожили сердце. Долго такое выдержать человеку трудно. Силы поэтессы таяли с каждым днём. Скончалась она скоропостижно 3 февраля 1853 года глубокой ночью. Известно об этом стало лишь утром 4 февраля, которое многие авторы считали датой её смерти. Родной брат поэтессы Николай Андреевич Апехтин, бывший долгие года Председателем Уголовной палаты, подполковник, известный и уважаемый в Казани человек, конечно, не мог допустить, чтобы любимая и не менее известная в городе его родная сестра отправилась в свой последний путь земной со съёмной квартиру. Он перевозит её к себе в усадьбу на Грузинской улице, откуда она и перенесена была для последнего обряда в церковь Грузинской Божьей Матери, приход подполковника Апехтина. В церковной книге этой церкви произведена была следующая запись: умерла 3 февраля (похоронена 6 февраля) 1853 года Действительного статского советника вдова Александра Андреевна Фукс, 65 лет, от апоплексического удара, похоронена в ограде Кизического монастыря. Похоронить её в ограде Кизического монастыря, конечно, хотел родной брат, где упокоились его жена и сын, но, очевидно, в последний момент университетские друзья Карла Фёдоровича Фукса изменили планы брата. Источники того времени указывают на то, что прах Александры Андреевны Фукс был погребён в Казани, на Куртине (Арском кладбище – прим. авт.), рядом с могилой Лобачевского, немного позади неё. Уже в 1904 году могила была, по её виду, заброшена, никто за ней не ухаживал, на ней не было ни креста, ни памятника. Безжалостное время стирает всё. Лишь в Казанском городском научно-промышленном музее до 1917 года можно было увидеть портрет Александры Андреевны Фукс, написанный масляными красками на полотне – бюст в натуральную величину; после 1917 года следы портрета затерялись. Однако несколько портретов Александры Андреевны Фукс дошли до наших дней и находятся в Музее Изобразительных искусств Республики Татарстан.

Неизвестно, была ли счастлива Софья Карловна Брылкина в браке с Дмитрием Александровичем Брылкиным, но вот детей они имели троих: сына Анатолия и дочерей Евгению и Зинаиду. Как тут опять не вспомнить Карла Фукса, который считал, что, выйди госпожа Фукс за русского, а не немца, детей у неё было бы больше.

В 1896 году по инициативе Казанского Императорского университета отмечалось 50-летие со дня кончины Карла Фёдоровича Фукса. И вот тогда на имя Городской думы пришла благодарственная телеграмма из Царского Села от внука и внучек знаменитого учёного. Подписали её Анатолий Дмитриевич, Евгения Дмитриевна Кошлякова, урождённая Брылкина, и Зинаида Дмитриевна Брылкина; все они проживали в Царском Селе, куда когда-то, наверное, выехали из Казани их родители. Сама Софья Карловна скончалась, очевидно, там же, в Царском Селе, 14 декабря 1878 года.

Завершая обозрение жизни и деятельности Александры Андреевны Фукс, урождённой Апехтиной, нужно отметить, что создать в провинции местный центр любителей и почитателей литературы, которые стремились к живому общению с крупными деятелями поэзии, живущими в столице, по силам лишь очень увечённым людям, таким, какой была Александра Андреевна Фукс, заставившая служить разнообразную публику одной цели – культу литературы – на протяжении более 20 лет. В этом она видела цель своих усилий и высшее своё честолюбие, стараясь силами и душой снискать себе одобрение светил поэзии – Пушкина и Боратынского.

Она явилась не только достойной подругой замечательного мужа-учёного, врача-человеколюбца, Карла Фёдоровича Фукса, – и её скромное имя с не меньшим основанием, чем имя мужа, должно быть вписано в истории Казани, как видного деятеля поэзии, просвещения и образования не только Казанской губернии, но и всего среднего Поволжья.

И. А. Алиев

Добавить комментарий