Для российских немцев как этноса судьбоносными являются только два эпохальных события – манифесты российской императрицы Екатерины II 1762-63 гг. и Вторая мировая война, более точно – Великая отечественная война советского народа 1941-45 гг.
Все иные исторические события играют в судьбе российских немцев подчинённую, второстепенную роль, хотя в локальных временных и пространственных масштабах они и выглядят в какой-то мере определяющим образом. В качестве подобных немаловажных вех в становлении и самочувствии нашего этноса можно выделить нижеследующие деяния российских имперских, советских и российских постсоветских властей, которые можно разнести по двум реестрам. Первый из них, казалось бы, весьма куцый, способствовал, тем не менее, зарождению и становлению этнической группы российских немцев (к настоящему времени – российских немцев субэтноса русского и немецкого народов) и даже определённому её развитию. Второй, гораздо более обширный, список таких деяний, отнюдь не «комплементарный» (терминология Л. Н. Гумилёва) по отношению к российским немцам, поставивших в конечном итоге наш этнос на грань исчезновения, как раз и завершается событиями военной и послевоенной эпохи, где «антиэтнические» акты и действия властных структур перемежаются с прискорбными фактами их откровенного бездействия, что также по существу носило «антиэтнический» характер и привело, в конце концов, к безудержной (и «безвозвратной») массовой эмиграции моих соплеменников из России (нашей настоящей Родины) на «родину предков».
* * *
Первый список можно начать с эпохи Петра Великого, русского царя-реформатора, первого российского императора, демонстративно привечавшего приглашаемых из-за рубежа и поселявшихся в России немцев и не скрывавшего откровенного восхищения перед бюргерской трудолюбивостью, честностью и умеренностью в возлияниях.
В продолжение политики Екатерины Великой в период царствования Павла I и Александра I в отношении российских немцев проводилась открытая протекционистская политика.
Создание большевиками для российских немцев Поволжья в 1918-24 гг. автономной области, а в 1924-41 гг. и автономной республики также способствовала сохранению и даже в некоторой степени определённому этнокультурному развитию в новых социально-политических условиях российских немцев как одного из народов России (точнее – Советского Союза), а в соответствии с тогдашней политической теминологией – немецкой социалистической нации (звучит «высоким штилем»). В 1920-30 гг. в различных регионах страны также функционировали специально созданные 14 немецких национальных районов, 1 волость и сотни национальных немецких и смешанных сельсоветов. Честно говоря, вышеописанные деяния властей лишь с большой натяжкой можно считать актами «заботы» о развитии этноса. Здесь речь шла только и именно в сугубо прагматическом политическом аспекте: во-первых, для взятия властями под жёсткий контроль внутренней жизни немецких общин в советской стране, во-вторых – для революционной пропаганды в рядах германского пролетариата.
В годы хрущёвской «оттепели» наблюдалось относительное потепление в отношениях между российскими немцами и властями. С немцев были сняты обвинения, приписанные им в годы войны, начали восстанавливаться институты национальной немецкой культуры. Но потепление это было лишь кажущимся, ибо позволено было сделать лишь то, что «не противоречило политике партии». Многие немцы приняли стремление государственных структур во второй половине 50-х гг. реабилитировать немцев за чистую монету и за это поплатились. В первую очередь, это коснулось тех, кто заговорил о восстановлении автономии немцев в Поволжье как кульминации реабилитационных мероприятий, что было пресечено самым суровым образом. Да и речь при этом шла всего лишь о реабилитации невинных людей, репрессированных по признаку этнической принадлежности. То есть в данном случае государство пыталось исправить свои же ошибки и преступления.
Процесс перестройки, начавшийся в СССР с занятием поста Генерального секретаря ЦК КПСС М. С. Горбачёва, способствовал в итоге полному раскрепощению отдельно взятого российского немца как личности, приобретению им в полном объёме прав и свобод человека и гражданина (гражданина свободной России), но к восстановлению порушенных, начиная с августа 1941 года, прав этноса на сохранение и естественное развитие, опирающееся на воспроизводство национальной жизни, это не привело. А имевшее место при этом неизбывное бездействие государственной власти в отношении восстановления попранных прав этноса (этнической системе российских немцев был нанесён в 1940-е и последующие годы столь существенный урон, что самостоятельно, без прямой адресной поддержки государства, ей с колен уже было подняться не в силах, она обрекалась на деградацию и исчезновение). Отсюда и столь массовый исход российских немцев на историческую родину на последнем рубеже столетий.
Иными словами, предшествующие три абзаца данной статьи подчёркивают противоречивость и неполноту предпринимавшихся государством мер якобы «проэтнического» характера. И даже беглый анализ истории немцев в России показывает, что первоначальное благоволение им со стороны государства (скорее, российских монархов) навсегда сменилась в период правления Александра II перманентным противостоянием этноса и власти, всё время пытавшейся этот этнос нивелировать, подчинить все его потуги к самобытному развитию интересам государства как такового. В этом противостоянии власть, наконец, одержала окончательный верх. Но при этом вместе с водой выплеснули и ребёнка – немцев в России осталось мало (1 российский немец приходится сейчас на 33 км2 российской территории), они дезорганизованы и уже вряд ли имеют хоть какое-то влияние на политику российского государства в каких-либо сферах жизнедеятельности общества, в том числе и в отношении своей судьбы.
Гармоничная коэволюция государства и этноса не состоялась.
* * *
Упомянем некоторые действия властей, занесённые во второй список.
Либеральные реформы Александра II, несомненно, имели положительное значение для последующего развития российской государственности. Однако проводившиеся в те годы мероприятия имели негативные последствия для российских немцев ввиду нарушения сложившегося между данной группой и государством равновесия. Это привело к возникновению особого рода национального конфликта. Он основывался на несовместимости интересов сторон, вовлечённых в противостояние. По закону от 4 июля 1871 года государство приступило к реформированию немецких колоний, в 1874 году ввело всеобщую воинскую повинность и т. д. Немецкое население ответило на меры, принимаемые по отношению к нему, началом массовой эмиграции за пределы Российской империи (в США, Канаду, Южную Америку).
Наступление на немецкие поселения в 90-е гг. XIX века получило свое продолжение, но несколько в ином направлении. 24 февраля 1897 года мнением Государственного Совета, Министерству народного просвещения было предписано колонистам вводить преподавание на русском языке в школах, бывших иностранных, сводя изучение «природного языка и Закона Божьего их исповедания при числе уроков, необходимом для надлежащего усвоения этих предметов». С одной стороны, данный шаг был направлен на введение единой с русскими школами программы образования, что давало бы возможность немцам продолжать обучение в учебных заведениях последующих ступеней, вплоть до университетов. Но это было и давлением на национальную школу. Немцы опасались, что их лишат возможности обучать своих детей на родном языке. Это вызвало новую волну эмиграции из России за океан.
1912 год. Государственная Дума принимает закон, согласно которому немецкие колонисты, принявшие российское подданство после 1888 года, ограничиваются в праве приобретения земельной собственности в четырёх губерниях Западного края – Киевской, Волынской, Подольской и Бессарабской.
1914 год. Первая мировая война дала повод шовинистически настроенной части общества начать антинемецкую кампанию в России: депортация немецкого населения из стокилометровой приграничной с Австро-Венгрией и Германией зоны, погромы в крупнейших городах, в том числе Петрограде и Москве, введение в действие так называемых «ликвидационных законов»… Российские немцы ответили на это стандартно – эмиграцией за рубеж и миграцией на окраины России, как можно дальше от политического центра.
Начавшаяся в 1929 году насильственная коллективизация индивидуальных крестьянских хозяйств вкупе с раскулачиванием, наложившиеся – ещё с предшествующего периода – на индивидуальное налогообложение, большие налоги и высокий уровень хлебозаготовок, антирелигиозную пропаганду, призывы юношей-меннонитов в армию и насильственное внедрение русского языка в немецких национальных школах, привели буквально к взрыву противостояния российских немцев и советской власти. Вечно спокойная и терпеливая немецкая деревня решилась выразить своё крайнее недовольство сложившимся невыносимым положением – на этот не только в традиционной латентной (новый всплеск массовой эмиграции), но и в открытой форме (например, вооружённые выступления населения в Гальбштадте в 1930 году). Широкое участие в антисоветских выступлениях не только «кулаков», но также середняков и бедняков свидетельствовали о том, что требования недовольных носили действительно общенародный характер.
В 1934 году власти вновь вспомнили о немцах, об их желании эмигрировать, экономическом уроне, постоянно наносимом этим желанием, о до сих пор получаемых ими из-за границы денежных переводах, которые они не передают в МОПР. Развернулась кампания по чистке партийных ячеек, при этом старались выявить как можно больше «кулацких и прочих социально чуждых элементов» как среди рядовых колхозников, так и на более высоком уровне.
Наконец, массовые репрессии 1937-38 гг. и военных лет окончательно утопили в крови стремление этноса российских немцев к самостоятельному независимому развитию, даже в рамках Союза Советских Социалистических Республик.
* * *
О Великой Отечественной войне следует сказать особо. И дело здесь не только в том, что она принесла неимоверные страдания миллионам наших соотечественников. Страна недосчиталась по её результатам 27 миллионов своих сограждан (называются и большие цифры). И пришла эта война на российскую (советскую) землю с исторической родины моих соплеменников. Это обстоятельство придало трагический характер дальнейшему положению российских немцев в этой стране. Их (подчас и нарочито) отождествляли с фашистами, их немецкий язык считался языком врага. В итоге немецкие родители в нашей стране нередко стали напутствовать своих детей: «Выходи замуж за русского (или: женись на русской), чтобы не пережить тот ужас унижений, который пережили мы». Та крайняя степень неприязни, с которой относилось в военные и послевоенные годы к немцам как к таковым, принципиально не входя в подробности их происхождения, большинство населения Советского Союза, находит своё объяснение тем фактом, что в кровавой мясорубке Второй мировой погибло, как я уже упоминал, не менее 27 миллионов советских граждан, и не осталось семьи, в которой не досчитались многих своих близких. Инициированная Германией последняя мировая война явилась как бы началом завершающего исторического штриха в судьбе этноса российских немцев, поставленного на грань исчезновения.
Но эта война, как не парадоксально это звучит, внесла и решающий завершающий штрих в историю формирования этнической системы российских немцев (российских немцев как отдельной этнической едицицы, считающейся одним из народов России).
В преамбуле своей статьи я уже подчёркивал, что начало собственной истории российских немцев следует возводить к Екатерине II (всё, что было до неё, – это предыстория нашего этноса). О последней войне, обозначившей и приблизившей конец этноса, я уже сказал, и возвращаться к этому вопросу не буду.
Манифесты императрицы от 4 декабря 1762 г. и 22 июля 1763 г. явились не просто началом переселения немцев из разных мест Германии в Россию. Именно события, происходившие в этот период в истории российских немцев, генетически восходящих к германскому суперэтносу, но этническое оформление получивших на российской земле, явились решающим фактором приобретения этой группой российского населения этнического характера.
Но стали ли российские немцы полноценной этнической структурой, или, как обычно выражаются лидеры общественного движения российских немцев последних двух десятилетий, «одним из народов России»? Боюсь, что нет. Во-первых, у нас до 40-х годов XX века не сложилось единого этнического самосознания, мы не ощущали себя одним народом. Мы никоим образом не могли являть собой единую этническую общность по трём причинам: 1) по местам «выхода» наших предков с территорий будущего германского государства (тогда ещё даже не было германской нации); 2) по местам расселения их на различных территориях на новой родине, изолированно друг от друга, что привело к образованию различных локальных этнических групп (поволжские немцы, украинские немцы, волынские немцы, бессарабские немцы, кавказские немцы, «столыпинские» немцы и пр.); 3) по религиозной принадлежности (наши предки делились поначалу на лютеран, католиков, меннонитов, реформатов, а впоследствии ещё и на баптистов, православных, адвентистов, атеистов и т. д.). Ниже я ещё скажу о двух субкультурах в сообществе немцев России. Кроме того, исходным пунктом миграции немецкого населения по территории России были также окончательно присоединённые к ней в XVIII веке прибалтийские земли, особенно Эстляндия и Лифляндия (здесь речь идёт о так называемых «остзейских немцах» с весьма самобытной историей). Наконец, в 1920-е годы сообщество немцев в СССР пополнилась некоторым количеством немецких коммунистов, перебравшихся в единственное в мире социалистическое государство.
Таким образом, проживавшие в Российской империи по состоянию на 1913 год около 2 400 000 немцев никак не могли быть единым этносом, поскольку его истоки были столь разнородны и его представители так и не прошли единый исторический путь. Мало что изменилось в этом отношении и в годы Советской власти, когда в ходе большевистских экспериментов были образованы сначала Трудовая коммуна немцев Поволжья (название автономной области, созданной 19 октября 1918 года на территории Нижнего Поволжья), а затем и Автономная Советская Социалистическая Республика немцев Поволжья (АССР НП)), преобразованная 19 декабря 1924 из Трудовой коммуны и упразднённая в августе 1941 года. Сначала было создано национально-территориальное образование, а через пять с лишним лет – и национально-государственное. Но в 1926 году на территории Немреспублики проживало лишь 379,3 тыс.немцев (66,3% чел. её населения). Такое количество живших в республике немцев (это всего лишь 31% от общего числа немцев СССР – 1238,5 тыс. чел.) не могло определять развитие этнической системы. Перед Второй мировой войной (1941 г.) число немцев в республике сократилось до 366, 4 тыс. чел., что составило 60,5% всего населения. В 1939 году численность немецкого населения АССР НП не превышала 26% от всего немецкого населения СССР в 1427,3 тыс. чел. Такое дисперсное расселение немцев в условиях инерции прежней этноисторической и этногеографической разобщённости также не могло поправить дело. Единый немецкий этнос в Советском Союзе (иначе – в Большой России) так и не складывался.
И лишь будучи переплавлен в горниле Второй мировой войны, прошедший единый исторический путь, испытавший общую трагедию, наш народ приобрёл черты этнической общности. Будучи столетия разными, мы, наконец, стали, чем-то одним. Нас сплотило горе.
Но, как говорят математики, мы получили лишь необходимые, но не достаточные условия для окончательного сложения в один народ. Оказывается, недостаточно единого горя. Необходима и единая радость. Такой общей радостью для нашего народа могло бы стать создание условий для самостоятельного воспроизводства нашей национальной жизни. Для этого большая часть нашего народа должна была бы определённо долгое время проживать совместно. Чтобы ребёнок, выбежав из дома на улицу, мог бы услышать вокруг немецкую речь. Чтобы его немецкая речь и родные традиции получали бы продолжение и развитие в его дальнейшей жизни. И не могут быть российские немцы только крестьянами. Продолжать национально-автономную жизнь в резервациях означает ту же деградацию, только уже социальную. Лишь многообразная и самодостаточная национальная жизнь российских немцев с полновесным функционированием всех сфер жизнедеятельности современного общества сохранит наш этнос на планете Земля ещё на какой-то определённый исторический срок.
На чём же зиждется моя уверенность, что общего горя для сплочения этноса недостаточно? На исторических фактах последнего периода. Если раньше мои собратья, выезжая на запад на постоянное место жительства, говорили: «Возвращаюсь на историческую родину», то в мае этого года я своми ушами слышал с трибуны висбаденского 28-го Форума Землячества немцев из России рефреном звучащие речи: «Wir sind Deutsche», «Wir sind zu Hause». Этноним «Russlanddeutsche» в Германии уже трудно услышать. Но есть политически хорошо выверенная замена «Deutsche aus Russland». Новый этноним проник даже в само название Землячества. В первую очередь, это означает, что приезжающий в Германию российский немец таковым себя ощущает лишь отчасти. Он готов поступиться своей этнической солидарностью в пользу германского суперэтноса (т. е. обнаруживает в себе тяготение к суперэтнической солидарности) и в пользу лучшей (более спокойной и более обеспеченной) жизни.
У нашего этноса были в конце XX века возможности для возрождения, т. е. испытания общей радости, гипотетически появлялись дважды. Сначала с развитием перестроечных тенденций, во второй половине 1980-х, когда этническое самосознание российских (тогда ещё «советских») немцев пошло на резкий подъём, ворота на Запад были лишь слегка приоткрыты, а власть союзного центра была ещё вполне сильна. Если бы тогда у М. С. Горбачёва хватило силы воли и здравого смысла, наш этнос из последних исторических сил (т. е. последний раз в истории) смог бы ещё воссоздать цветущий сад на опустыненных волжских землях. Всего-то лишь нужно было декретировать из Москвы воссоздание Немреспублики на Волге. И регионы взяли бы «под козырёк». Но этого не произошло.
Второй шанс был упущен – на этот раз уже не советским, а российским руководством, а ещё точнее – самими российскими немцами и желавшей им помочь Германией. Это уже была середина первой половины 1990-х годов, когда с юго-восточных рубежей Советского Союза сразу после его распада хлынул поток беженцев и вынужденных переселенцев, а с запада, точнее, из Германии, шёл на восток довольно мощный поток материально-финансовой помощи в пользу, как выражаются немцы Германии, российских немцев. И оба этих потока встречались на волжских берегах. Что гнало бывших советских немцев с юго-востока на северо-запад? Нежелание ещё одной ассимиляции, на этот раз с ярко выраженным неевропейским уклоном. Если с далеко зашедшей русификацией немцы уже частично, как с неизбежным злом, почти смирились, но с очередной ассимиляцией они уже смириться не хотели. Благо были уже приоткрыты ворота на Запад. Но именно приоткрыты, а не распахнуты широко. В этих условиях, при невозможности сразу попасть на историческую родину, немцы-переселенцы стали использовать волжские берега как временный аэродром. И вот здесь-то и крылся наш последний исторический шанс. Денег германской стороной отпускалось тогда на обустройство российских немцев предостаточно. И надо было всего лишь не связываться с чиновничьей российской стороной (совместно строя жильё для немцев, которые рассматривали его как ничейные времянки, и напрочь забыв о трудоустройстве этих людей), а раздать все эти очень немалые средства в качестве льготных финансовоёмких кредитов непосредственно главам семей российских немцев, поставив им всего лишь два вполне выполнимых условия: 1) с опорой на выделяемые кредитные средства зацепиться за жизнь на территории, предполагаемой к восстановлению немецкой республики, при этом о каких бы то ни было политических лозунгах и призывах накрепко забыть, вернувшись к ним лишь «с позволения» новейшей истории России; искомое совместное компактное проживание немцев на общей обширной территории выше любых республиканских знамён, это и было бы исполнением нашей мечты; 2) каждый из получивших льготный кредит не имеет права на переселение в Германию до тех пор, пока он лично не выплатит этот кредит до последнего цента (тогда ещё пфеннига). Но такие простые и автоматически приводившие к успеху действия так и не были никем опробованы: ни германскими чиновниками, бездарно зарывшими в волжский песок немалые средства германских налогоплательщиков, ни лидерами общественных организаций российских немцев, не менее бездарно горлопанивших что-то о немедленном воссоздании немецкого государства в России. О российских властных структурах я даже не хочу в этой связи упоминать. Вся эта германско-немецкая суета на волжских берегах занимала их вряд ли, разве что если удавалось урвать что-либо при этом от западных щедрот на местные и собственные нужды. А так пусть одни (германские) немцы пытаются (и весьма неуклюже) помочь другим (российским) немцам, а мы-то здесь причём?
А вдруг и этот шанс был для нас не последним? Возможно ли возрождение нашего этноса сейчас? Сейчас уже вряд ли. Ведь наш народ расколот ещё раз. На этот раз уже, пожалуй, навсегда. Это, с одной стороны, 2,7 млн. немцев из России на территории Германии и, с другой стороны, остальные 600 тыс. российских немцев в России (да ещё не более 300 тысяч в ряде постсоветских стран). Российские немцы как самостоятельный субэтнос мог бы возродиться только в одной точке земного шара – в России. Но последнюю точку в этом вопросе поставила массовая эмиграция в Германию решающего большинства наших соплеменников и бывших соотечественников. Они сделали своим массовым выездом исторический выбор за всех нас, в первую очередь – за немцев, оставшихся жить в России.
* * *
Мир в целом есть система открытых, термодинамически неравновесных, обречённых на конкурентное развитие систем. Социум как подсистема мира в целом также является системой таких систем. В зависимости от определяющего критерия подсистемы социума могут являть собой либо расы, либо этнические системы, либо иные однотипные социальные системы и т. п. Социум можно также рассматривать и как систему 240 современных стран и территорий (192 суверенных государства-члена ООН, Ватикан, 11 государств с неопределённым статусом и 36 зависимых территорий с постоянным населением). Государственные образования и территории, составляющие современный социум, также находятся в постоянном конкурентном развитии. В Европе на разных этапах её истории всегда была несколько конкурирующих центров силы, своего рода геополитических подсистем социума. С превращение Руси в Россию последняя также становится одним из центров (полюсов) европейской политики. Германия вступила в конкуренцию с Россией за лидерство в Центральной и Восточной Европе позже, с усилением прусской гегемонии на немецкоязычных территориях и образованием второго рейха. Первые российские императоры рассматривали Германию скорее в качестве заповедника невест благородных кровей, нежели в роли геополитического соперника России. Всё изменилось ко второй половине XIX века. Теперь уже России в противовес Германии приходилось искать себе геополитических союзников. Началось перманентное соперничество этих двух держав не только за влияние на разделяющей их территории стран-лимитрофов, но и в других регионах мира. И на такое противоборство они, по сути, обречены. Оно будет продолжаться до тех пор, пока у них не найдётся геополитический соперник, более сильный, чем каждая из этих держав в отдельности, либо начавшиеся процессы глобализации сомнут и переплавят в нечто новое современные геополитические реалии.
Как уже отмечалось выше, протекционистская политика российского правительства в отношении российских немцев завершилась с воцарением на российском престоле реформатора Александра II, когда геополитические противоречия между Пруссией и Германией стали набирать силу, а особый привилегированный статус немецких колонистов стал противоречить духу проводимых императором буржуазно-демократических реформ. Сменивший его на престоле сын Александр III уже окончательно перевёл Германию в разряд противников России. С тех пор отдельные тактические компромиссы между Германией и Россией стали возможны лишь на фоне постоянного стратегического геополитического соперничества. Это обусловило двойственность положения немцев в России, с одной стороны, и положение их как разменной карты в большой политике, с другой. Такое положение нашего этноса продолжается уже более 130 лет. В периоды обострения геополитического соперничества между нашими странами российские немцы попадают под молот репрессий, на что они отвечают, в первую очередь, эмиграции. Статистика свидетельствует, что немецкие крестьяне в России оказались значительно плодовитее русских. Сколько же пришлось рожать немецким женщинам, чтобы даже после многочисленных эмиграционных потоков немцев из России в ней осталось ещё на период последней Всероссийской переписи (на 9 октября 2002 года) более 597 тысяч российских немцев. Это впечатляет.
Виктор Георгиевич Диц,
председатель Национально-культурной автономии немцев Татарстана,
директор Немецкого Дома РТ
Казань, 26 мая 2008 года