Немцы: как они живут в СССР и что их ждет в объединенной Германии
Родина – мать или мачеха?
Обнародовав сравнительные итоги переписей населения за 1979 и 1989 годы, еженедельник «Союз» (№ 11, 1990 г.) с подачи Госкомстата СССР отвел немцам только 89-ю ступеньку в национальном ранжире. До сих пор теряюсь в догадках: по какому принципу составлялись те статданные? За места на задворках могут негодовать и корейцы, греки, дунгане… Впрочем, чему тут удивляться – таков удел «национальных меньшинств».
Вроде бы повод для обиды несерьезный. Но это – смотря с какой позиции подходить. Я, например, расцениваю 89-ю строку в статистическом отчете как еще один факт нашей национальной дискриминации. И необязательно быть политологом, чтобы убедиться в этом.
Есть ли немцы в Верховном Совете СССР? Внимательно изучил составы обеих палат парламента. По моим предположениям, в Совете Союза наши интересы могут отстаивать три человека. Еще одна фамилия с «немецким акцентом» угадывается в списках депутатов Совета Национальностей.
В РСФСР живут 842295 немцев (данные за 1989 г.). По численности населения это девятый показатель. Казалось бы, соответствующим должно быть и представительство в депутатском корпусе, но… Из 1062 народных избранников только 12 фамилий можно «подозревать» в их немецком происхождении. А стал ли хоть один немец членом парламента? «Наши» оказались перед захлопнувшейся дверью.
Из 87398 немцев-коммунистов 47627 состоят на учете в первичных партийных организациях РСФСР. Это один из наиболее многочисленных отрядов недавно созданной Компартии Российской Федерации. А был ли кто-нибудь делегатом ее учредительного съезда? Сомневаюсь. Тем более что на обоих партийных форумах (имею в виду и XXVIII съезд КПСС) никто из ораторов не дал принципиальной оценки обстановке в Саратовской и Волгоградской областях, где с каждым днем нагнетаются антинемецкие настроения.
Лишь в Казахстане, где 130 национальностей и где немцы по количеству занимают третье место, они относительно свободны и почти равноправны. Их выдвигают на руководящие должности и в выборные органы.
Ну как тут не вспомнить феномен А. Г. Брауна! Уже не первый год журналисты из Москвы дружно восторгаются изобилием в гастрономах Целиноградской области. На месте наладили производство мыла, стирального порошка; скоро в продаже появится собственный шампунь… Как правило, все это ставят в заслугу первому секретарю обкома партии, именуют «целиноградским чудом».
Когда говорят о продовольственном изобилии (разумеется, по нашим скромным меркам), называют также Омскую область. Кстати, мы, джамбулцы, тоже не пухнем от голода. Названные регионы – места наиболее компактного проживания советских немцев. Может, все-таки есть в этом какая-то закономерность? Однако не припомню случая, когда немец становился бы первым руководителем области. Пример А. Г. Брауна по-своему уникален и, кажется, не имеет аналогов.
Среди народных депутатов Казахской ССР, избранных 1, 7 и 8 апреля 1990 года по 126 альтернативным округам – в десяти победу одержали и «наши» представители.
Итак, 10 из 126. Да плюс к тому кандидаты в депутаты, которым успех сопутствовал уже в первом туре голосования. Получается неплохо. Особенно если сравнивать с итогами выборов в Российской Федерации. Словом, нам нет оснований обижаться на избирателей-казахстанцев. Последние выборы, даже с их издержками, наглядно подтвердили политическое фиаско дирижеров из аппаратных верхов.
Правда, коммунисты республики отмерили немцам более скромную квоту. На XVII съезде Компартии Казахстана в ее Центральный Комитет было избрано 246 человек, и только у 10 из них немецкие фамилии.
Однако есть и другая статистика, которая не афишируется. Академия наук Казахской ССР сообщает имена кандидатов в действительные члены и члены-корреспонденты АН КазССР. В списке 305 фамилий, из которых только две немецкие. Жалкий мизер моих соплеменников удостоен чести быть членами творческих союзов.
«Пятая группа инвалидности, как образно назвали соответствующую графу в паспортах, до сих пор остается нашим национальным клеймом. Давно, еще в годы хрущевской оттепели, я стал по крупицам собирать сведения об истории своего народа, впитывал скупые рассказы тех, кто прошел ужасы Трудармии. Напуганные, кажется, на всю оставшуюся жизнь, немногие уцелевшие трудармейцы чаще всего хранят обет молчания. Официальная пропаганда тоже не затрагивает эту «немодную» тему. Так и росло мое послевоенное поколение, не зная не только историю и культуру своего народа, но нередко и собственную родословную.
28 августа 1941 года М. Калинин и А. Горкин подписали чудовищный документ. Вот выдержки из него.
«По достоверным данным, полученным военными властями, среди немецкого населения, проживающего в районах Поволжья, имеются тысячи и десятки тысяч диверсантов и шпионов, которые по сигналу, данному из Германии, должны произвести взрывы в районах, населенных немцами Поволжья…
Во избежание таких нежелательных явлений и для предупреждения серьезных кровопролитий Президиум Верховного Совета СССР признал необходимым переселить все немецкое население, проживающее в районах Поволжья, в другие районы с тем, чтобы переселяемые были наделены землей и чтобы им была оказана государственная помощь по устройству в новых районах».
Наверняка имелись единичные случаи предательства. Но чтобы такое обвинение предъявлять всему народу…
А история, приключившаяся со мной, по-своему тоже поучительна. Не помогло тогда даже заступничество Москвы.
Был пик застойного солнцестояния, 1975 год. Накануне 30-летия Победы джувалинская районная газета «Новая жизнь» опубликовала басню «Не место красит». В аллегорической форме в ней рассказывалось о том, как усилиями номенклатурного Мула его давний друг Осел был назначен автоинспектором. Мораль сводилась к тому, что из этого получилось.
В образе Осла себя «увидел» начальник РОВД. А его дядя в обкоме партии возглавлял отдел административных органов. Нашелся покровитель и в ЦК Компартии Казахстана, и строгий прокурор учинил мне допрос с пристрастием в кабинете секретаря райкома партии. Потом обком партии, областная прокуратура, управление КГБ…
Ставился вопрос о моем исключении из КПСС. Но затем «смилостивились», объявив строгий выговор с занесением в учетную карточку и сняв с занимаемой должности. На семь лет меня отлучили от любимого дела. С дипломом Воронежского университета я работал каменщиком, грузчиком, слесарем по ремонту моторов, кочегаром. Открытое письмо в райком партии, обращения к старшим собратьям по перу и даже демонстративные кабацкие загулы – все оставалось без последствий. Против меня пытались возбудить уголовные дела, но каждый раз не было «состава преступления». И тогда Система стала просто игнорировать меня. О-о, это была самая суровая кара! Я был почти раздавлен…
Мое «возвращение к жизни» началось в декабре 1983 года, после прихода к власти Ю. В. Андропова. Даже дух захватывала головокружительная карьера: корреспондент, завотделом, первый замредактора. В июне 1988 года обком направил меня в Жанатас.
Но мне снова приходится упражняться в составлении объяснительных записок, писать опровержения в областную газету «Ак жол», которые, естественно, не публикуются. На сей раз не устраивает разрез глаз и цвет волос редактора из Жанатаса. В духе наших демократических перемен мне даже предъявили ультиматум: не имею права ставить подпись в дублируемом варианте газеты, поскольку не знаю казахского языка.
Значит, ату его! Зато никто не упрекает, что далеко не лучшим образом знаю свой родной, немецкий. Эта проблема серьезно никого не волнует.
За годы перестройки многое изменилось в психологии и сознании советских людей. Но не верю ничьим обещаниям, даже самым благим, потому что на каждом шагу сталкиваюсь с фальшью и лицемерием.
Народ хочет знать, чем конкретно занимается Государственная комиссия по проблемам советских немцев. Строго дозируемая по каналам ТАСС информация о ее заседаниях ставит лишь новые вопросы. Я, например, не доверяю председателю «нашей» комиссии В. К. Гусеву и требую его немедленной отставки. Среди соплеменников ходят настойчивые слухи о том, что первоначально в комиссию не включили ни одного немца. Анализируя плачевные итоги ее работы, поневоле принимаешь такую версию за факт. Поэтому не лишне огласить поименный список всех членов комиссии.
А пока антинемецкая кампания стала темой сквозных материалов в районных, городских и областных газетах, передачах радио и телевидения.
Меня могут спросить, почему немцы так настаивают на варианте автономной республики. Отвечу: чтобы восстановить свои попранные конституционные права и историческую справедливость. Но ни в коем случае мы не посягаем на чье-то имущество. Мой народ особенно беззащитен перед всплесками межнациональных конфликтов. События в Фергане, поднявшие с насиженных мест тысячи турок-месхетинцев, стали для нас серьезным предостережением. Нам нужен свой защитный зонт по эту сторону государственной границы, если, конечно, мы хотим и можем оставаться гражданами СССР.
Не секрет, что именно с русскими немцы имеют больше всего смешанных браков. В этих семьях будет просто кощунством делиться на «наших» и «ваших». В стране и без того полно сирот при живых родителях. Так давайте же не будем резать по-живому! На мой взгляд, примерно в таком духе следовало начать контрпропаганду, когда антинемецкая шумиха на берегах Волги только набирала обороты. Но момент был упущен.
Даже теперь средства массовой информации остаются дипломатической косынкой на плешивой голове. Я почти убежден, что эти заметки едва ли увидят свет в каком-нибудь издании. Что поделаешь, если на полпути мы замораживаем плюрализм, гласность, как и многое другое.
Летом прошлого года М. С. Горбачев совершил очередную поездку в ФРГ. Пожалуй, больше всего его возвращения ждали мы, советские немцы. Ведь наверняка за столом официальных переговоров и в доверительных беседах не однажды заходила речь о народе, лишенном самых элементарных прав. Все надеялись, что Михаил Сергеевич наконец-то конкретизирует решение наболевшей проблемы. Мы обманулись в своих ожиданиях.
В феврале нынешнего года Гельмут Коль прибыл в Москву. Накануне его визита ТАСС передал короткое сообщение о повестке дня предстоящих переговоров: 1. Германо-германский вопрос. 2. Проблемы советских немцев. Тщетно я искал потом в пространном итоговом документе хотя бы малейший намек на нашу тему.
И все же не теряю надежды, что Президент СССР выскажет наконец свое отношение к нашей сложной судьбе. Хочется знать и позицию Председателя Верховного Совета РСФСР Б. Н. Ельцина. Вопросы ставлю без обиняков. Есть ли у советских немцев шанс получить свою автономию? Как средства массовой информации Российской Федерации намерены освещать эту тему?
Каждый раз, приезжая в Джамбул на выпуск очередного номера газеты, я прохожу мимо паспортного стола. Последние два года здесь всегда многолюдно. Часто вижу знакомые лица. Кто-то приветливо улыбнется, с нескрываемой радостью сообщая, что одной ногой он уже «там». Другой трехэтажно выругается под впечатлением своей недавней встречи с еще одним бюрократом. Третий с грустью говорит о друзьях-товарищах, которые остаются здесь. Но никто уже не сожалеет о принятом решении.
Вот и на сей раз. встретил трех братьев (фамилию просили не называть).
Любо-дорого глядеть на этих добрых молодцев: косая сажень в плечах, стройные фигуры, мастера на все руки. Это те гвардейцы пятилетки, которых нам, журналистам, становится все труднее встретить в поле или за станком. Братья уезжают, потому что потеряли всякую надежду обрести семейный покой и гражданское умиротворение в стране, где покоится прах их родителей.
Да и я все чаще ловлю себя на таких же мрачных мыслях. Дед по отцу был раскулачен в 1931 году и сослан в Казахстан. А потом перед войной где-то сгинул в сталинских лагерях. Только в марте текущего года в областной газете «Знамя труда» в списках реабилитированных вдруг увидел полоснувшую сердце запись «Кистер Яков Яковлевич». Отец умер, не дожив до пенсионного возраста четыре года. Конечно, не от хорошей это жизни. Тем более что чудом он уцелел в Трудармии. Прах его матери покоится в Восточном Казахстане, и я даже не знаю, где искать могилу бабушки.
Отец матери Адам Штайнмец скончался от голода. Хоронили его тайком где-то в Воронежской области. Судьба бабушки мне вообще неведома. О какой родословной тут можно говорить! Что смогу рассказать собственным детям о наших пращурах?! Вот ведь как изощренно уничтожалась история и культура нашего народа-страдальца. И пусть не осуждают друзья и товарищи тех из нас, кто в мыслях все чаще примеряет себя к образу жизни «за фасадом свободного мира».
Немцы уезжают из СССР. Уезжают потому, что родина стала для многих злой мачехой, и винить в предательстве ее обездоленных пасынков по крайней мере безнравственно.
Из Жанатаса многие немцы потянулись в Калининград. Как альтернатива, предлагается создание национальных сельских Советов и даже автономных районов в местах нынешнего компактного расселения немцев. Но ведь это в корне претит нашим чаяниям и надеждам. Нам нужна только возрожденная Республика в границах ленинского декрета. Есть еще один путь – разрешить свободный выезд на историческую родину. Третьего нам просто не дано.
Карл Кистер,
редактор многотиражной газеты
«Каратау кеншиси» – «Горняк Каратау».
г. Жанатас, Казахская ССР
Республику потеряли. А что нашли?
Недавно, наблюдая в центре Берлина среди плотной толпы за двумя сидевшими на небольшом удалении друг от друга нищими, я задумался о вещах, весьма далеких от попрошайничества (вскользь замечу, что нищие на улицах – отнюдь не показатель благосостояния города или страны, в ГДР их не было, а в лоснящейся от богатства Западной Германии они попадаются чуть ли не на каждом шагу). На тротуаре с табличкой в руках: «Я голоден, помогите» сидел молодой, с виду крепкий мужчина. А шагах в пятнадцати от него – чахлая цыганка с двумя крохотными детишками. Мужчине охотно подавали, женщине за то время, что я наблюдал, не бросили ни монетки. А это немцы, которые с трогательной нежностью и вниманием относятся к детям и материнству!
В этом вроде бы пустячном эпизоде как в капле воды отразились перемены, происшедшие в сознании восточных немцев. Они готовы были помочь немцу, то бишь своему, и отворачивались от цыганки, скорее всего приехавшей из Румынии, таким образом, чужестранки. А ведь сравнительно недавно здесь, в бывшей ГДР, не было такого подчеркнутого деления на своих и иностранцев, не припомню ни одного случая, чтобы неприязнь к чужим (если она была) выплескивалась наружу, и уже тем более нельзя было вообразить на стенах и заборах надписи вроде «Германия – немцам!» или «Иностранцы, убирайтесь вон!» Сейчас их много.
Все-таки интернационализм в бывшей ГДР не был пустым звуком. Пусть иногда с ним переигрывали, превращали его в фетиш, пусть даже он был ущербным, замешанным на недоброй памяти идейной классовой борьбе, но он был. Его можно было ощутить повсюду. И в этом – каким бы странным ни показался читателю мой вывод – я вижу главное достижение республики, ныне сошедшей с исторической сцены.
Особенно ГДР гордилась своими достижениями в социальной сфере. Не стану кривить душой, и мне они до недавнего времени казались убедительными, видимо, я их невольно накладывал на наши. Многие восточные немцы к моменту объединения держались за них руками и ногами. Но вот ситуация переменилась. Моя соседка, престарелая фрау Шеффель в связи с объединительным процессом сетовала: как она в новой Германии проживет на свою пенсию? 500 марок ежемесячно (в ФРГ пенсии значительно выше) плюс какие-то обмененные на твердую валюту сбережения не давали ей гарантии спокойной жизни. К тому же, из Баварии объявились хозяева дома, в котором она проживает. Коль поднимут квартплату (а ее собираются поднять с нового года), то фрау Шеффель не сможет оплатить свое жилье – две комнаты с кухней и прихожей.
Но вот, похоже, она успокоилась. Скоро обещают увеличить пенсию процентов на 15 и вообще не собираются никого выбрасывать на улицу, будут учитывать и состоятельность, и возраст, и здоровье людей.
В ГДР не было безработицы. Сейчас в восточных немецких землях она появилась, причем в изрядных масштабах. Разумеется, это явление не временное, а хроническое, без которого не может существовать рыночное хозяйство. Но тут задают отнюдь не риторический вопрос: что лучше – сотни тысяч, даже миллион обеспеченных пособием безработных при здоровой, процветающей экономике или миллионы поголовно занятых, но работающих вполсилы (производительность труда в ГДР была примерно вполовину ниже, чем в ФРГ, – и это при немецкой работоспособности!), получающих зарплату, на которую приобрести можно значительно меньше, чем на Западе, в условиях растущего экономического кризиса? Наверное, все-таки лучше процветающая экономика и работа в полную силу.
ГДР гордилась тем, что практически всех своих граждан обеспечила жильем, гордилась бесплатным медицинским обслуживанием и системой образования, хорошими дорогами и многим другим. Но ее гордость была обращена на Восток, а не на Запад. Сейчас, когда восточные немцы могут свободно разъезжать по миру и все видеть своими глазами, увы, сравнения не в пользу развитого социализма. А за сорок лет своего существования ГДР довела его модель до совершенства, которое, как известно, венчал кризис. Год назад мрачным символом ее близкого конца стал сплошной поток ее граждан, бегущих на Запад всеми доступными путями.
С трудом верится, что все это было так недавно. 7 октября прошлого года, в 40-летний юбилей республики, по Унтер-ден-Линден в мерцающем свете факелов маршировали десятки тысяч – казалось, ГДР проживет еще тысячу лет. С гордостью взиравший на это людское море Эрих Хонеккер и не подозревал, что по ГДР уже бьют колокола. Наше время куда более динамичное, чем думают иные политики старой школы. А на днях, находясь в советском военном госпитале в местечке Беелиц под Берлином, бывший генеральный секретарь заявил, дескать, «…с самого начала он стоял на пути у Горбачева, ибо на основе своего собственного политического опыта по-своему понимал гласность и перестройку». Поэтому, мол, и был «убран». Он не прав. Он стоял на пути не у Горбачева, а у своей собственной республики, давно созревшей для другой жизни.
На пути нормального, демократического развития республики стояли Хонеккер и олицетворяемая им система, по сути дела перенятая некогда у Советского Союза. Она была сломлена в результате бескровной, если хотите, цивилизованной осенней революции, показавшей пример некоторым соседним странам Восточной Европы. Я наблюдал ее изо дня в день, восхищаясь тем, как быстро и с минимальными потерями ГДР направлялась к рыночному хозяйству и объединению с ФРГ, как решительно ломала мешавшие ей двигаться структуры (а теперь с удивлением смотришь, как в нашей стране осторожно, с тысячью оговорок, боясь ненароком задавить полудохлую священную корову социализма, внушают советскому народу надобность перехода на рыночные рельсы, словно у него есть иная альтернатива).
Разумеется, не все в бывшей ГДР желали перемен. Ведь многие, по крайней мере в начале, верили в идею, боролись за нее, отдали ей свои силы. Пожалуй, им особенно горько расставаться с тем, чему они посвятили свои лучшие годы. Недовольны происшедшим бывшие аппаратчики, имевшие привилегии и власть. Страшат нынешние изменения многочисленных бывших агентов госбезопасности. Но основная масса – за радикальные перемены. Убедительнее всего это показали проведенные трижды за последние семь месяцев свободные выборы.
Не собираюсь чернить достижения бывшей ГДР – в рамках возможного она добилась невозможного. Но, повторяю, ее достижения кажутся внушительными лишь в сравнении с «социалистическим Востоком».
Рыночный Запад ушел далеко вперед, и дистанция между ним и теми, кто собирался его догнать и перегнать, увы, не уменьшилась, а увеличилась. Он оказался не просто живучим, а системой куда более жизненной, динамичной, в конечном счете более социальной и демократической, чем казарменный социализм.
Владимир Лапский,
соб. корр. «Известий»
Берлин, 22 октября
(по телефону)
«Союз», № 43, октябрь 1990