Электронной почтой товарищ прислал фотографию. Чёрно-белую, с коротким вопросом: «Узнаёшь?» Рассматриваю.
Три молодых, судя по форме – германских офицера вермахта, на фоне высокой кирпичной стены. Нет, этих людей я никогда не видел. Да и где? Хотя, может быть, они теперь старики и я просто не узнаю их? Но среди моих знакомых бывших офицеров вооружённых сил Германии вроде нет. А может, есть, но об этом они не распространяются.
Звоню в Берлин Александру Райзеру (Alexander Reiser), эту фотографию прислал он, и спрашиваю, мол, кого это ты мне отправил?
– Не узнал?! – восхищается Райзер. – А ведь ты с ними или, по крайней мере, с одним из них работал.
– С кем?
– Перечисляю: Курт Видмайер (Kurt Widmeier), Сергей Генке (Sergei Genke), Гуго Вормсбехер (Hugo Wormsbecher).
– Точно, – потрясаюсь я. – С Гуго Густавовичем в московской Neues Leben, Курта Павловича знал по Москве, а вот Сергея Генке никогда не встречал.
– Он тоже в Neues Leben трудился. Но давно. А потом в ГДР переехал. Неужели не знаешь? Редкой предприимчивости человек.
– Первый раз слышу. Но фотография у тебя откуда? И почему они в форме?
– Фотографию мне в виде хохмы прислали. Её на съёмках какого-то фильма сделали. Забавно, правда?
– Да уж, – соглашаюсь я.
Прошла неделя, другая, а я нет-нет, да и вспомню этот снимок. А вспомнив, пытаюсь вычислить, в каком фильме те, что на нём запечатлены, снимались? И в каком качестве? Наверняка в массовке, а вдруг нет? Вдруг, если не всем, то одному роль доверили. Естественно, не главную, не второго и даже не третьего плана, но со словами. Потом начинаю вспоминать вообще советские фильмы и актёров, в них сыгравших. Но немцев среди них почему-то не обнаруживаю. Наконец мне это надоедает, и я отправляю фотографию в Москву Вормсбехеру с просьбой прояснить ситуацию.
Спустя пару дней получаю ответ: «Фото было сделано летом в 1969 или, более вероятно, в 1970 году, во дворе „Мосфильма“. Автор – Курт Видмайер. Он поставил фотоаппарат на асфальт на автоспуск. Щёлкнул аппарат неожиданно, поэтому и снимок получился естественным. На нём (слева направо) – Видмайер, Сергей Генке и я. Все мы тогда работали в газете Neues Leben, и нас пригласили в кино как „настоящих немцев“. Курт играл бравого пехотного командира, Сергей – эсэсовца, а я – адъютанта фельдмаршала Эриха фон Манштейна. За участие в массовках тогда платили по 3 рубля в день, но т. к. мы были не „прибеглые с улицы“, а из редакции, да настоящие немцы, да ещё исполняли роли, то нам, если не ошибаюсь, заплатили по 12 руб. в день – это было хорошо. Фильм делался к 30-летию Победы, об обороне Севастополя, назывался он „Море в огне“, двухсерийный, цветной. Многие сцены снимались в песчаном карьере под Москвой, на Рублёвском шоссе, дымили дымовыми шашками, чтобы создать черноморский туман, сажа летела и на нас. Направляю ещё один снимок, сделанный в том же карьере, на котором я один. Это Курт сфотографировал меня в перерыве между съёмками».
Я ещё раз посмотрел на фотографию и подумал, что наверняка один из них, если не все трое, вполне могли стать «актёрами средней руки». А может, даже первой? Но не стали. А кто из немцев стал? Вроде никто. Хотя нет, ошибаюсь. Татьяна Пельтцер, Алиса Фрейндлих… Ещё Татьяна Александровна Еремеева. Но Еремеева – это псевдоним, а вообще-то, она Битрих. Российская немка. Была замужем за Игорем Ильинским. Играла на сцене Малого театра, снималась в кино. Народная артистка РСФСР.
Всё так, но тыл, точнее щит у неё был мощный: любимец миллионов зрителей и вождей – Ильинский. Да и фамилия, под которой её знали и награждали, была не немецкой, а русской.
История семьи Пельтцер
И с Татьяной Ивановной, а если быть точным, то Иоганновной, не всё так просто. Да, по документам она была немкой и до десяти лет, то есть до начала Первой мировой войны, дома у неё говорила исключительно по-немецки. Затем, во избежание неприятностей, даже в отсутствие посторонних они друг с другом стали говорить по-русски. Но это их не спасло. В 1941 году вместе с отцом – лауреатом Сталинской премии, заслуженным артистом РСФСР, в тот момент актёром театра им. Моссовета Иваном Романовичем – настоящее имя Иоганн Робертович, её, как и всех остальных советских немцев, должны были выслать на Север, в Сибирь или в Северный Казахстан. Но не выслали. Согласно легенде, за них заступились видные актёры Б. Ф. Андреев, П. М. Алейников, Е. Р. Зелёная (Рина Зелёная), М. В. Миронова, которые пришли в театр и отстояли Пельтцеров. Но, повторяю, это не более чем легенда, ибо кого высылать, а кого миловать, решала не дирекция театра и даже не министерство культуры, а совершенно другие органы.
В июльском номере журнала «Москва» за 2003 год я прочёл воспоминания близкого друга семьи Пельтцер, бывшего преподавателя Московской медицинской академии им. Сеченова, автора научных трудов и учебников Сергея Александровича Вознесенского, озаглавленные «Русские немцы и старые русские». В них он приводит немало интересных фактов, в том числе рассказывает, как некоторым немцам удалось избежать депортации. В частности, Ивана Романовича и его дочь Татьяну Ивановну, как пишет Вознесенский, было решено выслать из Москвы в течение 48 часов, о чём они получили соответствующее уведомление. Но отцу актрисы удалось получить справку, что он был женат на дочери главного раввина Киева (что было правдой), и матерью Татьяны является еврейка. Это, а не чьё то заступничество, и спасло их от депортации. В 1960 году Татьяна Ивановна стала народной артисткой РСФСР, в 1972 году – народной артисткой СССР, ну а в качестве главной награды эта талантливая актриса получила неофициальное звание «Заслуженной бабушки Советского Союза».
История семьи Фрейндлих
Алиса Фрейндлих, родившаяся в 1934 году в Ленинграде в семье актёра немецкого происхождения Бруно Артуровича Фрейндлиха и русской Ксении Фёдоровны Фёдоровой, тоже избежала депортации. В самый канун войны её отец уехал в Ташкент на гастроли, что, согласно официальной версии, уберегло его от молоха репрессий. А вот родного брата Бруно Артуровича – Артура Артуровича вместе с женой, тоже немкой, вначале арестовали, а затем расстреляли. Была выслана их мать, то есть бабушка Алисы, другие родственники.
Вспоминаю, как уже в перестроечные годы сотрудники выходящей в Москве Neues Leben, в которой я тогда работал, в частности, Гуго Вормсбехер связывались с Бруно Артуровичем и просили рассказать, как ему удалось избежать депортации. Но он ограничился рассказом, как из Ташкента вместе с труппой Ленинградского ТЮЗа был эвакуирован на Урал, как выступал в Березниках на сцене местного драматического театра, как нашёл там свою новую любовь – Клавдию Николаевну Копчёнову и у них родилась дочь Ирина.
Ну а Алиса Бруновна окончила Ленинградский театральный институт, была удостоена звания сначала заслуженной, затем народной артистки РСФСР и СССР, выступала на сценах театров имени Комиссаржевской, Товстоногова, Ленсовета, сыграла в семидесяти художественных фильмах и телевизионных сериалах. Она много и охотно давала интервью, но никогда не касалась вопроса, как ей и отцу удалось избежать депортации. Хотя, скорее всего, её с матерью не сослали по той причине, что отец-немец их бросил. А может быть, Ксения Фёдоровна, чтобы избежать тяжких испытаний, официально отказалась от мужа, как в то время поступали многие жёны не немки? И именно это уберегло их с дочерью.
Ещё, работая над этим текстом, я вспомнил постановку в московском Малом театре чеховского «Вишнёвого сада», которую в конце 80-х минувшего века осуществил режиссёр Владимир Мартенс (Vladimir Martens). Был он человеком талантливым, энциклопедически образованным, но хода в России ему не давали. Душили всеми доступными способами. Тогда вместе с семьёй Владимир Яковлевич переехал в Германию. Но и тут, на родине предков, проблем у него только прибавилось. Мартенса обвинили в том, что он, являясь режиссёром, «занимал привилегированное положение в обществе», а кроме того, ставя спектакли, «сотрудничал с тоталитарным режимом». Смешно? Ничуть. Подобные обвинения сломали жизнь не одной сотне российских немцев, добившихся в СССР даже незначительных успехов в творческих профессиях. Мартенса с женой решили выслать обратно, но тут выяснилось, что, вообще-то, он не только российский немец, но и «райхсдойче», то есть потомок немцев, имевших германское гражданство. А это, согласно закону, давало ему право на беспрепятственное получение германского гражданства. И он его получил. Как сложилась дальнейшая жизнь Владимира Яковлевича, к сожалению, не знаю, но не думаю, чтобы здесь, впрочем, как и «там», этому талантливому человеку позволили, не говоря уж помогли, заняться делом, в котором он был действительно Мастером.
История Артмане и Герман
Сравнительно недавно выяснилось, что в советском театре и кинематографе была ещё одна немка – Вия Артмане, урождённая Алида Артмане. Её отец – Фриц Артман был прибалтийским немцем, а мать Анна Заборская – полька. Но в советский период все без исключения считали Вию Фрицевну латышкой. Она это не опровергала. Зачем? Чтобы собственными руками воздвигнуть для себя непреодолимую преграду?
Например, певицу Анну Герман в Советском Союзе тоже называли полькой, а она была стопроцентной немкой, родившейся в ссылке в 1936 году в Ургенче. Её отца – Ойгена Германа в 1938 году расстреляли в Ташкенте как «немецкого шпиона и долголетнего вредителя» (в 1957 году его реабилитировали). Через год после ареста Ойгена семья Германов пережила ещё одну потерю: умер Фридрих – младший брат Ани. А перед этим – в годы коллективизации был осуждён и погиб от голода на лесоповале в Архангельской области дед Анны – Фридрих Герман. Как «немецких шпионов», «кулаков» и «вредителей» власти репрессировали других родственников. Поэтому мать Анны – Ирма, в девичестве Мартенс, решает вместе с дочерью бежать из ссылки и долго скитается по всему Союзу – Ургенч, Ташкент, Новосибирск, Красноярск, Джамбул. Здесь в 1943 году она вторично вышла замуж за офицера польской армии генерала Андерса – Германа Бернера, что в 1946 году помогло ей вместе с дочерью переехать на его родину в Польшу. Но об этом и другом в СССР даже не заикались, да и в современной России Анну Герман упорно продолжают называть полькой. Наверное, по причине, что стесняются грехов и преступлений тех, кому продолжают петь осанну? А может, просто не хотят их признавать, считая вполне нормальным и естественным, что немцу в СССР быть актёром, режиссёром, певцом возбранялось?
Почему? А чтоб случайно про незаконно отобранную республику со сцены не ляпнули. Чтобы про то, что началом немецкого театра в России следует считать спектакли, организованные ещё при дворе царя Алексея Михайловича в Москве пастором Грегори при содействии полковника фон Стадена, органного мастера Газенкруха и других жителей Немецкой слободы в 1672 году. Чтобы вдруг не пустились в рассуждения о вкладе немцев, наряду с итальянцами и французами, в развитие русского драматического и танцевального искусства. Или не вспомнили, что талантливый российский режиссёр, актёр, педагог, один из реформаторов театра XX века Всеволод Мейерхольд при рождении – Мейергольд Карл Эмильевич – немец по происхождению. Да и своё кино у советских немцев было, и актёры, но в 1940 году, несмотря на ходатайство правительства Республики немцев Поволжья, решением ЦК ВКП(б) киностудию «Немкино» закрыли. В связи, вероятно, с началом подготовки к массовой депортации всего народа.
Немецкий театр в Темиртау
В 70-е годы прошлого века в СССР стало шириться движение немцев за восстановление республики и одновременно за право свободного выезда на постоянное жительство в ФРГ или, на худой конец, в ГДР. В письмах и обращениях в высшие органы страны немцы также указывали на то, что у них нет своих театров, высших и средних учебных заведений, в которых бы преподавание велось на родном языке. Нет журналов, издательств, что в центральной газете советских немцев Neues Leben немцы составляют меньшинство и т. д. Поэтому они и просят восстановить республику. В Кремле поразмышляли и решили, что республику восстанавливать не будут, так как лишать регионы рабочей силы (немцы на Волгу ведь уедут), прежде всего, Казахстан, экономически невыгодно. Но что-то сделать нужно. Так, по команде из Кремля, но на основании решения Министерства культуры Казахской ССР в феврале 1975 года было принято решение о создании в республике немецкого театра. Тогда же в училище им. Щепкина при Малом театре Москвы приняли группу девушек и юношей, немцев по национальности. Через пять лет все они возвратились в Казахстан и были зачислены в труппу немецкого драматического театра, который разместили в небольшом городке Темиртау в Карагандинской области. Почему в одном из мест «вечной ссылки» – объяснять, надеюсь, не нужно.
Труппа театра колесила по всей республике, гастролировала в соседнем Узбекистане, Киргизии, России… Спектакли шли при аншлагах. Но не это главное. Главное – актёры вели большую просветительскую работу. Ведь, напомню, в то время всё, что касалось истории российских немцев, имело гриф строгой секретности, и даже о том, что была республика, не то что писать – говорить не рекомендовалось. А они об этом говорили. Громко. Не таясь.
В 1989 году Кремль, дабы снизить «эмиграционный накал» и «автономистские настроения», делает «своим немцам» ещё один подарок – переводит театр в Алма-Ату. Но большинство уже поняло: в этой стране будущего у них как народа нет. Начинается массовая миграция. На историческую родину уезжают и актёры театра. Никто их не удерживает, тем более не приглашает в Россию. Да и куда?
…Я снова смотрю на фотографию, размышляя, что ничего уже не изменить и прошлого не вернуть. Но стоит ли грустить по этому поводу? И решаю, что нет, не стоит. Все мы, по крайней мере, те, кто хотел, живём теперь в Германии. И у каждого из наших детей, внуков есть шансы стать не только актёром, но даже канцлером. Главное – иметь к этому стремление, хорошо бы ещё талант, обязательно упорство и каплю удачи.
Александр Фитц