Умер Вадим Кешнер - Немецкий Дом Республики Татарстан

14 апреля умер артист Казанского академического русского Большого драматического театра им. В. И. Качалова, народный артист России и Татарстана Вадим Кешнер. Ему было 86 лет.

Вадим Кешнер родился в Казани в 1937 году. Окончил студию при театре Качалова, а с 1961 года работал на его сцене.

На сцене Вадим Кешнер сыграл сотни ролей, в том числе Петра Чайковского в литературно-музыкальном спектакле «Жизнь для вечности» в проекте с дирижером Натаном Рахлиным и ГСО РТ. Он преподавал в Казанском театральном училище, работал в студии Константина Хабенского.

Дата и место прощания с артистом пока не известны. О них сообщат позже.

В 2017 году, когда Вадим Кешнер праздновал свой юбилей, «Реальное время» взяло у него интервью. Он рассказал об отношении к современному театру, о том, как ему, сыну «врага народа», пришлось пробиваться в жизни, о предке-датчанине, который выкупил из крепостной неволи будущего великого скульптора Опекушина.

Вадим Кешнер: «Как сыну репрессированного, мне прибавили к пенсии 92 рубля»

— Вадим Валентинович, вернемся на шестьдесят лет назад. Вспомните свой приход на работу в Качаловский театр. О чем мечталось, какие планы вы строили?

Вадим Кешнер: У меня проблемы при выборе профессии никогда не было. И после того, как я не поступил в ленинградский театральный институт, мечта не исчезла. В Ленинграде поначалу на поступало полторы тысячи человек. До третьего тура дошли меньше ста. Я прошел все туры, сдал общеобразовательные предметы, но за день до первого сентября не нашел свою фамилию в списках. Москва утвердила курс из 25 человек, и нас, трех иногородних, вычеркнули. Потом была попытка поступить в Москве, тоже прошел три тура и тоже не поступил. И вдруг — объявление о наборе в студию при Качаловском театре. А я в это время уже учился в КГУ. Пока шли экзамены в студию, я дома ничего не говорил, и только увидев свою фамилию в списках, пришел и сказал: «Поздравьте меня, я артист». То есть такая была потребность самовыражения, что этот путь был естественным для меня. Я пришел в театр из-за двух ролей — это Арбенин в «Маскараде» и Ричард Третий. Но так и не сыграл ни одну из них.

— Кроме них, ролей у вас немало…

Вадим Кешнер: Судьба мне подарила такие роли, которые, живи я в Ленинграде или Москве, никогда бы не получил. Это Пушкин, Адуев в «Обыкновенной истории», молодой Шекспир в «Быть или не быть», профессор Преображенский в «Собачьем сердце», Чайковский в «Жизни для вечности». А характерные роли? Баба-яга, например, или Илларион в «Я, бабушка, Илико и Илларион» по роману Нодара Думбадзе? Радость моя была в том, что мне давали разноплановые роли: и героев, и гротесковые.

— У вас была совершенно нетеатральная семья. Откуда у ребенка такая тяга к театру?

Вадим Кешнер: Детство мое прошло в войну, что я мог в войну видеть? Послевоенное время жутчайшее — голод, холод. Через все это я прошел. Но в девять лет я уже изображал Любовь Орлову на пушке из фильма «Цирк». Потом навались дворовые спектакли. Все это подготавливало меня к приходу в настоящий театр. Когда я не поступил в институт в Ленинграде и пошел учиться в университет, у меня была такая неизбывная тоска…

— У вас очень хорошая семья, то есть традиции семьи, в которой вы выросли, вы перенесли в свою собственную. Расскажите немного о предках.

Вадим Кешнер: Я родился в интернациональной семье. Мой дедушка немец, бабушка — датчанка. Это со стороны папы. Родители мамы чистокровные русские. Вероятно, что эта тройная смесь что-то дала. У дедушки Александра Федоровича Кешнера был на нынешней улице Баумана аптекарский магазин, дом этот сохранился. Уже в 1904 году мы дали первый заменитель крови. Дед был почетным гражданином Казани. Бабушка Луиза-Каролина-Вильгельмина-Тереза Иенсен, позже Иенсен-Кешнер, она одно время пела в Ла Скала. Мой прадед, Давид Иенсен, приехал в Россию в 1841 году, он прибыл в Санкт-Петербург для исполнения декоративных и скульптурных работ во дворцах великой княгини Марии Николаевны. Его авторству принадлежат два фонтана в Петергофе, он автор множества статуй, например, скульптур великих художников в Новом Эрмитаже. У него в подмастерьях был крепостной мальчик, он выкупил его за 500 рублей. Это был будущий скульптор Опекушин. Памятник Пушкину, который стоит на Тверском бульваре в Москве, отливался на фабрике моего прадеда. Папа был начальником аптекоуправления. Мама всю жизнь проработала бухгалтером в аптеке № 13. Родители мамы были купцами, у них была лавка на нынешней улице Парижской Коммуны. В этой лавке можно было купить семь сортов воблы, прозрачной на солнце! Кстати, вобла — моя любимая еда.

— Насколько я знаю, у вас была чудесная мама…

Вадим Кешнер: Мама прошла через мою жизнь невероятной радостью и любовью. Она уходила восемь месяцев, и я сделал все возможное и невозможное. Бывает, что человек уходит, и близкие упрекают себя, что что-то не сделали. Мне себя упрекнуть не в чем. Я достал вакцину, которую достать было невозможно, и мама ушла без боли. У меня был брат, Алексей, пианист, певец, замечательный человек, он погиб. Мне в жизни пришлось перенести многое. Мы были детьми «врага народа», отца репрессировали, взяли 23 октября 1941 года прямо на улице, в 1943-м его не стало. В 1956 году его реабилитировали. Мне было шесть лет, когда он погиб. Когда мне исполнилось 60 лет, мне к пенсии прибавили 92 рубля как сыну репрессированного. Так оценили жизнь моего отца. Всего, что я имею в жизни, добился только сам, никогда не было ни протекций, ни блата.

— Сейчас жизнь из чего состоит?

Вадим Кешнер: Идет каждодневная борьба с болячками… Но если серьезно, в моей жизни есть театральное училище, где было уже десять выпусков студентов. Сейчас у меня первый курс одиннадцатого набора. Пять лет я преподаю в студии Константина Хабенского, это бесплатная студия, и педагоги работают практически без оплаты. Сейчас я веду в студии художественное слово и приучаю ребят к настоящей поэзии.

— Дети из этой студии идут потом в актеры?

Вадим Кешнер: Да, некоторые становятся.

— Что в современном российском театре вам нравится и что нет?

Вадим Кешнер: Я не люблю заумничание, не люблю, когда переделывают с ног на голову, оправдывая это тем, что «так никто не ставил». Я за новые формы, но за театр реалистический. Я верю не в кондовый Малый театр, ведь все движется, стилистика меняется. Я не очень верю в развлекательный театр, хотя есть талантливо поставленные развлекательные спектакли. А нравится мне хорошая режиссура, без режиссуры ничего нет. И хорошие артисты нравятся. Потому что наша профессия или самая ужасная, мерзкая, или чудо. Когда смотришь на выдающихся актеров, то понимаешь, что ради этого стоит жить.

— У вас есть кумиры среди актеров?

Вадим Кешнер: Есть. Это Олег Янковский, Абдулов, Чурикова, Леонов. Это люди, которые берут глубиной. А самые мои любимые актрисы — это Одри Хепберн и Вивьен Ли. Рождает же природа такие личности!

— Вы продолжаете делать чтецкие программы?

Вадим Кешнер: Иногда читаю. Редко, правда.

— Нет желания повторить успех спектакля по письмам Чайковского и Надежды фон Мекк «Жизнь для вечности»?

Вадим Кешнер: Это нереально. Хотя меня можно разбудить ночью, и я наизусть прочту все двадцать писем Чайковского. Самый мой любимый спектакль сейчас — это «Всего 13 месяцев» о Пушкине. Я на всех встречах со зрителями читаю фрагменты из него. И люди говорят: «Ой, а можно его восстановить?». Пушкину там 24 года… Хотя по внутреннему ощущению, по глубине, я бы сейчас эту роль сделал интереснее.

— Если уж мы заговорили о возрасте, на сколько лет вы себя ощущаете?

Вадим Кешнер: По-разному. Мгновенья — немолодым человеком. Бывают спады. Но вокруг меня молодежь, и я должен ей соответствовать. И это дает мне силы сопротивляться и двигаться дальше. А потом — как Бог даст.

— В театре хотелось бы что-то еще сыграть?

Вадим Кешнер: Нужен материал и режиссер, который хотел бы его сделать. Пустячки не хотелось бы играть. Я бесконечно благодарен театру Качалова, где я уже проработал без одного года шестьдесят лет. Благодарен всем режиссерам, всем своим партнерам, потому что это целая жизнь. И зрителям благодарен за их внимание и доброту.